— Продолжайте, — сказал Франклин так смиренно, что даже мало склонный к юмору Люндквист не удержался от улыбки.
— Ну, так вот, — продолжал он, — я собираюсь поймать двух косаток и натаскать их, чтобы они работали с кем-нибудь из наших смотрителей.
Франклин представил себе живые хищные тридцатифутовые торпеды, на которых столько раз успешно охотился в студеных полярных водах.
Трудновато будет сделать это кровожадное существо покорным слугой человека… Но тут он вспомнил о пропасти, разделяющей овчарку и волка.
Древний человек сумел одолеть этот разрыв. Да, это можно проделать снова — был бы смысл.
Если вы не уверены, попросите представить вам доклад, так его когда-то учил один из его начальников. Кажется, с Герона он увезет сразу два доклада, и будет над чем поразмыслить… А вообще-то задумки Люндквиста, хоть они и увлекательны, — дело будущего, а Франклину надо руководить Отделом теперь. На первые несколько лет лучше избегать рискованных шагов, сначала нужно освоиться. К тому же, если даже идеи Люндквиста окажутся практически ценными, уйма времени и трудов потребуется, чтобы запродать их тем, от кого зависят ассигнования.
«Прошу разрешить мне закупить пятьдесят аппаратов для доения китов».
Франклин живо представлял себе реакцию некоторых консервативных кругов.
А обучение косаток? Да его просто сочтут сумасшедшим.
…Остров быстро уменьшался, теряясь вдали; самолет нес Франклина домой. (Любопытно: после всех своих скитаний он снова живет на родине, в Австралии.) Почти пятнадцать лет минуло, как он впервые летел здесь с беднягой Доном. Эх, старина, ты бы обрадовался, если бы видел, какие плоды принес в конечном счете твой труд! И профессор Стивенс тоже…
Франклин всегда его побаивался, но теперь, будь профессор жив, смог бы спокойно посмотреть ему в глаза. Боль уколола его: так он и не поблагодарил по-настоящему психолога за все, что тот сделал для него.
За пятнадцать лет — от неврастеничного стажера до начальника отдела. Неплохо. Что дальше, Уолтер? Он не жаждал новых подвигов; очевидно, его честолюбие насытилось. Теперь лишь бы удалось обеспечить Отделу китов мирное, безмятежное будущее.
Для него же лучше, что он не знал, насколько тщетна эта надежда.
Глава 19
Фотограф уже управился, но молодой человек, который последние два дня тенью ходил за Франклином, явно не исчерпал запас своих блокнотов и вопросов. Стоит ли переносить столько неудобств ради того, чтобы твоя не бог весть какая выдающаяся физиономия, отпечатанная в рамке из китов, красовалась во всех журнальных киосках мира? Франклин сомневался в этом, но у него не было выбора. «Слуга общества принадлежит обществу». Он помнил этот афоризм, который, как и все афоризмы, был лишь наполовину верен. Никто не рекламировал предыдущего начальника Отдела; и он тоже мог бы жить незаметно, если бы Отдел информации Главного морского управления не постановил иначе.
— Ваши люди, мистер Франклин, — не унимался молодой представитель журнала «Земля», — рассказывали мне о вашем интересе к так называемому Великому Морскому Змею, об экспедиции, во время которой погиб старший смотритель Берли. Что сделано в этой области с тех пор?
Франклин вздохнул. Он боялся, что рано или поздно об этом зайдет речь; хоть бы этот журналист не слишком налегал на змея, когда сядет писать статью. Франклин подошел к шкафу, где хранился его личный архив, и достал толстую папку с бумагами и фотоснимками.
— Вот, Боб, тут все данные — о встречах со змеем, — сказал он. — Пролистайте этот материал, я все время его пополняю. Надеюсь, когда-нибудь загадка разрешится. Можете записать, что — увлечение остается увлечением, но последние восемь лет я совсем не мог им заниматься. Теперь все зависит от Комитета научных исследований. У Отдела китов хватает других дел.
Он мог бы еще кое-что порассказать, но воздержался. Если бы вскоре после их трагической неудачи министра Фарлана не перевели из КНИ на другую работу, возможно, удалось бы снарядить вторую экспедицию. Но после катастрофы посыпались обвинения и контробвинения, и о новой экспедиции пришлось забыть — скорее всего на много лет. Видно, это неизбежно: никому не избежать неудачи в чем-то очень важном и дорогом, в жизни каждого остается невзятой какая-то заветная вершина, и никакие победы не могут покрыть этой потери.
— Тогда у меня остался только один вопрос, — заключил репортер. — Что вы скажете о будущем Отдела? Есть у вас какие-нибудь интересные долгосрочные планы, о которых, вам хочется рассказать?