Двигатели стали делать двухцилиндровыми, потом четырех-, шести– и более. Выросли и скорости. Литые шины сменились пневматическими, появились и рулевые колеса, – хотя поначалу они больше напоминали корабельные штурвалы своей громоздкостью. На смену деревянным колодкам пришли барабанные тормоза. Открытые экипажи делались все приземистее и длиннее. Для подкачки ручными насосами топлива и смазки в зверски рычащие, пыхтящие и плюющиеся двигатели требовались бортмеханики.
Вождение первых автомобилей было занятием не из разряда прогулочных. От шофера требовались физическая сила, кураж, а главное – выносливость и стойкость к «кипящему жару ниже пояса и ледяной стуже выше пояса».[64]
Президент Франции Феликс Фор ехидно заметил на одной из автомобильных выставок той ранней поры: «Машины ваши мало того, что уродливы, так еще и зловонны».[65] Невзирая на все, автомобили будоражили воображение публики, а с началом состязаний в формате междугородних автопробегов их популярность сделалась повсеместной. Эти представления собирали сотни тысяч зрителей. Сначала Париж – Руан. Затем Париж – Бордо, Марсель, Берлин – и далее везде. Перед каждым стартом люди толпились в предрассветном сумраке вокруг авто всевозможных форм, размеров и марок – De Dion, Panhard, Daimler Phoenix, Peugeot, Delahaye, Benz… Водители в тяжелых кожанках, очках размером с маску ныряльщика и толстых кожаных перчатках, чтобы не сбивать ладони в кровь о неподатливые шершавые рули этих дремлющих до поры тварей. Затем следовало лаконичное объявление устроителя навроде: «Итак, мы в Париже; Берлин – в той стороне. Задача – прибыть туда раньше других. Поехали!» – и гонка начиналась.
Дорожных знаков и указателей не было; вместо заправочных станций – редкие склады горючего, которые надо было еще поискать; приличных дорожных карт не было и в помине. Гонщики мчались в клубах бурой пыли по грунтовым проселкам, ориентируясь в лучшем случае по телеграфным столбам. Лопнувшую резину срезали с ободов ножами, как кожуру с апельсина. На ночь машины оставляли в загонах для скота, а хоть немного выспаться в придорожной гостинице или на постоялом дворе промасленным насквозь водителям удавалось лишь в тех редких случаях, когда их машины не требовали ремонта. Один автогонщик той эпохи ухитрился починить сломанное шасси с помощью запчастей, добытых посредством разборки платяного шкафа у себя в гостиничном номере.[66]
Конкуренция подливала масла в огонь инноваций. Большим прорывом стала новая модель, построенная на рубеже веков компанией Daimler по проекту Вильгельма Майбаха, заказанному Эмилем Еллинеком, представителем компании в Ницце. Имя дочери последнего – Мерседес – и получила новая автомашина, появление которой стало шагом вперед во всех без исключения компонентах конструкции легковых авто – от кпд двигателя до подвески шасси, рулевого управления и тормозов. Развивая скорость свыше 80 км/ч, эта машина не знала себе равных. Вильгельм Вернер, первый севший за руль Mercedes, с легкостью обошел всех на первом же серьезном соревновании – гонке в гору до Ла-Тюрби 1901 года.[67]
Год от года машины становились все мощнее и быстрее, а автогонки – все более многочисленными и популярными. И смертельно опасными. Под утро 24 мая 1903 года автомобили (в количестве 221) промчались по окруженным зрителями пыльным дорогам Версаля и отправились в автопробег Париж – Мадрид. Были среди них и настоящие мастодонты с одиннадцатилитровыми двигателями, способные разгоняться на прямых до 145 км/ч, но при этом ни рулевое управление, ни тормоза с подобными скоростями просто не справлялись.
Одна машина перевернулась и загорелась; другая врезалась в каменную кладку и взорвалась; третья – с заклинившим рулем – в дерево. После полудня счет тяжелых аварий и погибших в них водителей, механиков и зрителей пошел на второй десяток, а количество травмированных и вовсе не поддавалось учету.[68]
Казалось бы, катастрофический урожай жертв должен был лишь укрепить в массовом сознании представление об автогонщиках как о сборище безумцев самых разных сортов: эксцентричных инженеров, богатых искателей острых ощущений, наемных профи, предпринимателей, гонявшихся ради рекламы. Однако же эта случившаяся на заре автоспорта трагедия дала совершенно иной эффект и овеяла автогонщиков ореолом героизма. «Автогонки – явление уникальное, – писал по этому поводу корреспондент New York Times Роберт Дэйли. – Не существует вида спорта более шумного, агрессивного – и жестокого».[69] И те, кто отваживался им заняться, чем дальше, тем больше купались в деньгах и славе.
68
Doyle,