— Конечно в то время, это не играло никакой роли. Все-таки, мы живем в союзной республике, с государственным атеизмом, а все эти исламские заморочки, не более чем дань истории. — ответила мать.
— То есть, при необходимости, можно затребовать копию этой записи в мечети.
— Разумеется, но только зачем она тебе нужна, и что это даст?
— Мам, ну, как ты не понимаешь. Это у вас там развитой социализм, а я живу в капиталистической стране. Как ты думаешь будут ли документы, подтверждающие родство с Русланом Назаровым, иметь вес, например, в суде. Ведь он же миллионер, а я бедная родственница. А мне точно известно, что большая часть его денег следствие, когда-то накопленных богатств рода Караханидов.
— А, вот ты о чем. Я конечно возьму бумаги, но очень сомневаюсь, что они тебе чем-то смогут помочь. Хотя бы потому, что мы в свое время отказались от родства с его семьей, и он это прекрасно помнит. К тому же он, как ты говоришь богатый человек, следовательно ему гораздо проще нанять адвокатов, которые мало, что поставят суд на его сторону, так ведь еще могут и тебя обложить долгами. И потом, я даже не представляю, как их можно тебе переслать.
— Думаю проще всего через советское консульство. Там их проверят, и думаю не откажут в пересылке. А на счет суда и прочего, я еще полумаю.
— Я так и сделаю.
— Спасибо мама. Кстати, как там наши родственнички жаба их еще не задушила?
— Хорошо, что напомнила, все время думала рассказать тебе, а как услышала твой голос, все вылетело из головы.
— Что-то случилось?
— А, то! Тетушка Зухра, на именинах у брата, подавилась рыбной костью. Вначале никто не поверил, подумали, что та шутит, ты же знаешь ее дурную привычку, изображать из себя умирающего лебедя. Вот и подумали, что это очередная шутка с ее стороны. И только когда начала задыхаться и глаза полезли из орбит, вызвали скорую. Пока та приехала, стало уже поздно. К тому времени Зухра уже посинела и не дышала.
— Жуть!
— Это еще не все. Рустама едва выписали из больницы, после аварии, о которой я тебе говорила, как вдруг выяснилось, что он плотно сидит на игле. Где доставал наркотики, неизвестно, но сейчас отправлен на принудительное лечение, и не факт, что это ему поможет. Из-за этого глава семьи слег с инсультом в больницу и говорят добром это не кончится, все же ему уже под семьдесят. Вот такие у нас новости.
* * *
— А ты разве не ближайшая родственница Назари. — Робби, сделал такое удивленное лицо, что даже Станиславский закричал бы: — «Верю!»
— Похоже, что теперь уже ближайшая. Очень сомневаюсь, что Ахмедов старший оправится от инсульта, а его сын откажется от наркотиков.
— О его сыне можешь не вспоминать. Одно то, что он был наркоманом, сразу же удаляет его из очереди на титул. В исламе с этим очень строго.
— А ты откуда это знаешь.
— Я все-таки по образованию, историк ислама. Да и вообще я мусульманин, ты разве не знала?
— Откуда? Хотя… — Фирюза на минуту задумалась о чем-то вспоминая. и видимо это воспоминание подтвердило ее мысли. — Да и имя у тебя?
— Причем тут имя? Я родился в Европе, ничего удивительного в том, что меня назвали этим именем нет. Хотя мои родители арабы.
— А, кстати где?
— В Римини, это Италия.
— Хотела бы я там побывать.
— Может и съездим, когда все решится.
— Ты, о чем?
— Не обращай внимания. Ты же не хочешь разводиться со своим Матео. Поэтому ни о чем.
— Ты же не хочешь делать мне предложение.
— Ты, замужняя дама. Я не могу сделать тебе предложение, хотя бы поэтому. Не хочу разбивать чужую семью. Да и ислам противится подобным вещам.
— Так, тебя сдерживает только это?
— Не только, но это одна из основных причин.
— Кстати, ты не знаешь случайно, во сколько оценивается нынешнее состояние Назари?
— Зачем тебе? Если ты рассчитываешь что-то получить после него, то зря. Ты настолько дальняя родственница, что тебе ничего не светит кроме титула.
— Как же так? Но ведь если мне передается титул Караханидов, то должно передаваться и состояние, нажитое этим родом, разве не так?
— Если бы у рода имелось это состояние, то возможно ты была бы права. Но увы, у рода нет ничего, кроме титула и знака рода — перстня его основателя.
— Как же так? А откуда тогда Назари взял все эти миллионы?
— Тут несколько запутанная история. По некоторым сведениям, у рода Караханидов, все же имелись кое-какие накопления, находящиеся, где-то в Афганистане, или одной из сопредельных с ним стран. Возможно все это было вывезено туда, во время переворота 1917 года. У вас это называли, по-моему, октябрьской революцией, хотя она и произошла в ноябре. Но дело в том, что сеньор Назари, перед отъездом из страны, передал все накопленное родом Караханидов на борьбу с оккупантами в Афганистане.
— Как он посмел⁈ — Негодованию Фирюзы не было предела. — Ублюдок!
— С одной стороны, он поступил верно. Дело в том, что если бы он так не сделал, то очень скоро все это богатство перешло бы в руки захватчиков.
— И сколько же там было.
— Я, как ты сама понимаешь не видел того, что было передано, но по некоторым слухам там имелось золото и драгоценности, на сумму, превышающую пятьдесят миллионов долларов.
— Ублюдок! Ненавижу!
— Но за счет того, что он сделал этот дар, ему, от имени Муфтийята, было переведено полтора миллиона долларов. Как бы вспомоществование от мечети, где похоронен отец основателя его рода. Все остальное, что у него сейчас есть, это результат его личных заслуг. И к роду Караханидов, это никак не относится.
— Да уж. И зачем тогда мне этот титул, если я останусь такой же нищей, как и сейчас?
— Ну почему нищей, титул тоже дает достаточно многое.
— Что именно? Уважение? И то, при условии, что я стану истовой мусульманкой. А меня воспитывали в духе атеизма. Да и это уважение на хлеб не намажешь.
— Почему нет? Поверь, потомки пророка или его сподвижников, не умирают с голоду. Так или иначе, у тебя будет и кров, и стол. Может не настолько богатый как у того же сеньора Назари, но и голодной ты тоже не останешься. Заметь, твой брат, как минимум десять лет, живя в Афганистане, работал простым шофером. И не считал это зазорным, хотя при этом, владел всеми ценностями рода.
— Я не Руслан. Слушай, а фамильный перстень, он вообще, чего-нибудь стоит? Ну, помимо того, что имеет историческую ценность. Его можно, например, заложить, или продать?
— Разве это не фамильная драгоценность. Ведь это знак рода.
— И что. Можно заказать копию, и надевать ее на какие-то торжества. Кто-там будет его разглядывать?
— Я конечно могу, поинтересоваться, но мне кажется это не слишком правильным.
Глава 15
15
Наш проводник, которого я назвал Чингачгуком, носил местное имя, звучавшее как Inyokarsh-Enkruch. В переводе с местного индейского наречия это означало — Большой водяной змей. Так что с Чингачгуком я угадал. Впрочем, этому парню было совершенно все равно как его называют. Свои деньги он от нас уже получил. Обещанная ему резина, тоже силами какой-то детворы укатилась куда-то в глубину поселка, так что он свое уже заработал. Сейчас, устроившись на крыше нашего грузовика, рядом со мною и Мануэлем, рассказывал нам местные байки, про джунгли и их обитателях. Кстати перед самым отъездом спросил, есть ли у нас оружие? На вопрос зачем, ответил достаточно просто.
— Здесь джунгли. В джунглях водятся ягуары. Вообще-то первыми они нападают довольно редко. Но если до этого момента, ягуара кто-то обидел или разозлил, вполне может последовать нападение. А о том, что его обидели, он обычно никому не рассказывает, но сразу же нападает. Змеи? Да встречаются иногда, но стараются избегать встреч с людьми. Сейчас здесь очень шумно, поэтому вряд ли мы увидим кого-то из них. Крокодилы? Нет, крокодилов здесь нет. И никогда не было. А вот Sicarios, следует опасаться. Кто такие сикарии? Это вооруженные люди с плантаций коки, которые охраняют их от полиции, армии и конкурентов. Да плантации в Дарьене есть. Мы будем проходить примерно в двадцати километрах от одной из них. Это достаточно далеко, но бывает так, что кто-то из их работников, вдруг убегает оттуда, и тогда сикарии начинают прочесывать сельву разыскивая беглецов. Они очень не любят, когда кто-то уходит с плантации. Поэтому оружие лучше иметь под рукой. Обычно, если им оказывают сопротивление, то они, чаще всего предпочитают скрыться, чем вступить в драку. В конце концов им платят за охрану, а не за войну. Хотя за войну тоже, но это когда происходит на самой плантации которую они охраняют. В сельве другие правила.