- А вы, Аделаида Исаевна, гляжу, охочи до таких историй...
А потом всё же рассказала:
- Повесилась она. Не пожалела ни дитя, которое вот-вот должно родиться, ни девчонку свою убогую. Служивых и чиновных понаехало -- не счесть. Всё расспрашивали да вынюхивали. Только с тех пор, как зайдёшь со свету в тёмную комнату, так и блазнится: висит удавленница, раскачивается. Потом глаза открывает, а они ровно тухлый куриный белок, и смотрит на тебя. Или поманит. Коли поманила -- беда. Сам вскоре приберёшься. Так со всеми жёнами нашего благодетеля случилось, - закончила Домна и вдруг по-трезвому строго прикрикнула: - А ну, говорите, Аделаида Исаевна, видели вы её?
- Видела... - захныкала Адка. - Вот вышла от Аристарха Петровича, он меня звал постель ему разложить, - а она тут и колышется в воздухе.
- Манила? - продолжила допытывать Домна.
"Гада" помотала головой так, что слёзы в разные стороны брызнули.
- А чего вы добавили в наливку? - ещё больше посуровела кухарка.
- Спи-и-рту...- заныла Адка, скривив рожу и враз потеряв привлекательность.
- Другой раз спирт в стклянке приносите, - буркнула Домна. - Засиделись мы. Однако нужно позвать кормилицу, ей скоро младенца питать. Скажите-ка ей, Аделаида Исаевна, чтобы шла сюда. Чаю с молоком налью, булок вчерашних дам. Да порошочку, чтоб грудь полна была.
Адка не захотела уходить, вытаращила испуганные глаза.
- Да не бойтесь вы... Морок-то безвредный. Пока не поманит. Ну, конечно, неприятно... А что делать? Идите себе да молитовку шепчите. Ступайте, я кормилице чаю поставлю.
Но "гада" нашла удобный для себя выход: растолкала Аниску, которая уже вовсю храпела, потащила девку из людской.
Домна усмехнулась. Только она одна ничего не боялась. Ни морока покойной Стёшки, ни её погубителя Аристарха Петровича. Потому что Домне была дана власть. Кем -- она сама себе боялась признаться.
3
Большая Зойка встрепенулась, просыпаясь. И вовремя: из детcкой только что вышла дородная кормилица.
Рядом семенила высокая тонкая дама с растрепанной причёской и что-то наставительно шептала нарядной толстухе.
Из покоев хозяйки донёсся слабый голос: "Ада... Ада... воды дай. Моченьки нету..." Высокая дама скользнула за розовую створку, увещевая вполголоса: "Светлана Фёдоровна, голубушка, нельзя вам воды. Доктор не велел. Грудь разбарабанит, что тогда делать будем? Давайте я вам губки смочу..."
Большая Зойка обрадовалась: всяко лучше порешить младенца прежде хозяйки. Эй, Маленькая, не оплошай, не подведи!..
Умница Зоинька отлепилась от стены и просочилась в чуть приоткрытую дверь детской. Большая вместе с Маленькой ощутила тепло от изразцовой печи, полюбовалась на лаковую кроватку, помяла в ладони шерстяное одеяло, подула на невесомые кружева. А вот ребёнок Зойкам не понравился. Красный и сморщенный. Кислым воняет.
Ну, Маленькая, давай. Убей это страшилище. Выжми жизнь из ублюдка. Изничтожь отродье, хуже всякого байстрюка!..
Большая тихонько застонала от удовольствия, когда чёрный, твёрдый, как железо, палец Маленькой вонзился ребёнку в глаз. Он и не крикнул, только вздрогнули ножки под шёлковой пелёнкой.
Зоинька потянула за пелёнку, выволокла труп из кроватки.
Что ты делаешь, Маленькая?.. Заче-е-ем? С ума сошла? Под кроваткой его всё равно найдут. Сумасшедшая... Точно, сумасшедшая! Дрянь! Ты мне не нужна! Можешь не возвращаться вовсе. Паскуда, как говорила кухарка Домна. Выблядок.
Прикрылась кружевцами, так что, думаешь, настоящим ребёнком стала?! Вон кормилица идёт. Она сейчас тебя вышвырнет из дому. А дворник Софрон со двора выметет.
Кормилица трясётся, как осинов лист на ветру. А... Зойкину мамоньку увидала. Дурища. Разве непонятно, что её давно похоронили, а могилка сравнялась с землёй.
Но мамонька всё сюда таскается, не может позабыть дом. Потому что тоже дурища. Поменьше бы мужикам подставлялась. Или Домнин отвар пила. Тогда бы жила здесь. И Зойка при ней.
Кормилица нагнулась к колыбельке, рукой отвела кружевца. Побледнела. Снова закрыла накидкой личико Маленькой. Оглянулась, попятилась и рухнула на пол. Аж стол и стулья подпрыгнули. А что? Забавно! Молодец, Зоинька! Умница, Маленькая!
О! Хозяйка, Светлана Фёдоровна, третья жена Аристарха Петровича, сюда плетётся. Согнулась в три погибели, стонет. Край рубахи в красном. Неряха. Ой, что сейчас будет!
На кормилицу даже не посмотрела, сдёрнула накидочку. Широко, как пойманная щука, раскрыла рот.
Большая Зойка развеселилась.
Лысая, с облезшей кожей, двумя дырками вместо носа, Маленькая смотрела на Светлану Фёдоровну глазами-пуговицами, щерила беззубую чёрную пасть.
Ну что ж ты, хозяйка, застыла? Целуй своего ребёнка, прижимай к груди! Не хочешь?
Маленькая выпала из рук Светланы Фёдоровны, которая рухнула рядом с кормилицей. Зоинька-затейница выпуталась из шелков, выкатила из-под кроватки мёртвого ребёнка, закутала его в пелёнки, как могла. А сама забилась под кресло.
Хозяйка очнулась первой, и не скажешь, что дохлячка. Схватила шёлковый свёрток, подползла к печке, открыла голой рукой чугунную дверцу. От её пальцев поднялся едкий дымок. Но Светлана Фёдоровна ровно ничего не заметила. Взяла и сунула тельце в пелёнках прямо в огонь. А руки от пламени не отдёрнула, зашлась в визге.