Влетела та высокая тонкая дама, которая появилась в доме месяц назад и откликалась на Аду.
Зойкам весело, хоть пляши: уж так громко орали дамы в два голоса!
Дальше стало неинтересно, и Большая угнездилась спать. Но Маленькую позвать не забыла. Ну, погорячилась, когда прогоняла. Им поодиночке никак нельзя.
Большая Зойка дождалась Маленькую. Начала укачивать. Потом надоело, и она отшвырнула её в угол. Принялась биться головой о стену. Не помогло. Пронзительный плач стал громче. Совсем как тогда...
... Зойка чуть не задохнулась от крепкого, сумасшедшего объятия мамоньки. Последнего объятия. Почувствовала, как намок платок на лбу от её слёз. Еле разобрала причитания:
- За мной не ходи... Ступай в дом... Тебя не посмеют прогнать... В тебе господская кровь!.. Домна всё знает. Она тебя пожалеет... И не вспоминай свою мамоньку... забудь... Прощай, дитятко!..
Зойка замерла возле брошенных мамонькой узлов. Хотела крикнуть, чтобы она не ходила в сарай. Там плохо, а в углу за старыми дощатыми панелями, наваленными грудой, вообще тошно. Под слоем рыхлой земли младенчики плачут. Они злые. Мамоньке лучше идти на речку. Зойка один раз только её видела, когда с прачкой-подёнщицей ходила бельё полоскать. Её нарочно отослали, потому что Домна увела мамоньку в чёрную баню, которая для прислуги, и там заперлась. И стоя на берегу, семилетняя Зойка поняла, что быстрая вода -- самое лучшее, чистое место. Там нет злых младенчиков. Там только те, кого взяла река или кто добровольно отдался ей. Мамонька долго болела после той бани. А потом отказалась пить Домнины снадобья. И вот её прогнали.
Зойка побежала к сараю, приоткрыла дверь. Мамонька дёргалась в петле. Потом затихла. Но вспучившийся горой живот всё жил. Когда он отвис, то в лужу под ногами мамоньки полилась кровь. И шлёпнулось что-то мерзкое, серо-красное. Это была Зоинька. Маленькая Зоинька. Её роток кривился в плаче, ножки и ручки двигались. Большая замерла, вспоминая, как подобрала Маленькую, как спряталась вместе с ней за панелями. А чтобы Маленькая не верещала, зажала ей рот и нос ладонью - в сарай же дворовые понабегут, служивые. Могут унести вместе с мамонькой и Маленькую. А она дышать перестала, а вот плакать - нет.
Большая Зойка усыпила себя воспоминаниями. И не увидела, что проказница Маленькая поворочалась на земле, да и поползла из сарая прочь.
4
Светлану Фёдоровну вязали впятером: Софрон, дворецкий, Домна, Адка и Аристарх Петрович. Её руки превратились в обугленные клешни, но тело обрело невиданную силу и вёрткость. Всё потому, что оно больше не подчинялось разуму.
Младенец, похожий на головёшку, лежал на столе. На него с брезгливым сожалением поглядывал Аристарх Петрович. Детскую наполняла едкая тошнотворная вонь.
Хозяйку увели в её покои, Софрон отправился в участок, Домна свалила свою работу на судомойку и подёнщицу, пошла спать. Аристарх Петрович прихватил из буфета пузатую бутыль и поманил за собой Адку. Аниска должна была присматривать за Светланой Фёдоровной, когда проводит восвояси кормилицу.
Едва дворецкий закрыл дверь за толстухой, еле державшейся на ногах, Аниска увидела здоровенного рыжего кота с коротким хвостом, надорванными ушами и жёлтыми надменными глазами. Он стоял и, видимо, раздумывал, куда податься в новом жилище.
- Ай! Лукич, ты кошака впустил! - воскликнула горничная.
Старик подслеповато прищурился.
- Лови, Анисьюшка, лови скорей! Хозяюшка и так хворая. Эх...
Аниска побежала за жирным котом, который приблудился так некстати. Всю живность в доме поизвели, потому что Светлана Фёдоровна покрывалась пятнами и плохо дышала. Зато крыс и мышей стало немерено. Видать, почуял кошак добычу. И откуда он взялся? Вот что случается, когда собак во дворе нет.
Котяра порскнул вверх по лестнице. Не на кухню, не в людскую! Аниска -- за ним. Зловредная тварь помчалась в гостиную, а там и до хозяйкиных покоев недалеко. Но вдруг взбила шерсть на выгнутой дугой спине. Зашипела.
Аниска огляделась -- нет ли метёлки или шеста, которым тушат верхний свет. А когда глянула на кота, то увидела, что животное, прижав уши и припав к полу, подбирается к странной сморщенной фигурке. Кукле, что ли... И эта кукла стояла на кривых ножонках, растопырив чёрные, словно горелые, пальцы. В глазах-пуговицах, сверкавших оловянным блеском, было столько лютой злобы, что Аниска затряслась от ужаса. Ей ли, здоровой крестьянской девке, которая супротив иного мужика посильнее будет, бояться какой-то куклы! Но вот поди ж ты...
Кошак с утробным воем бросился на куклу. Она взмахнула рукой, и животное завертелось на полу, перебирая лапами и волоча за собой вывалившиеся кишки. Кукла перевела взгляд на Аниску. В оловянных глазках блеснули недобрые огоньки.
И вот тут случилось то, о чём намного позже православная Аниска расскажет батюшке и так напугает, что он не раз проснётся ночью в холодном поту.
Под потолком появился тот морок, о котором тихо шептались в людской и вовсю талдычили на улицах, в кабаках, на рынке и в лавках городка. В Анискину крепкую голову и прийти не могло такое -- она увидит наяву покойницу! Ту, которую похоронили много лет назад за оградой кладбища, без креста.