Показательно также, что британская политическая элита в течение длительного времени культивировала «теорию Питера Пэна», популярного сказочного персонажа, который пожелал навсегда остаться ребенком. Ее приверженцы были склонны рассматривать азиатов как детей, которые никогда не станут взрослыми. Поэтому они нуждались в патронаже и руководстве со стороны передовых наций, включая русских, которые, невзирая на автократический режим, были обязаны, по мнению западных политиков, сотрудничать с другими европейцами в осуществлении цивилизаторской миссии[130].
Таким образом, анализ различных мотиваций Большой Игры позволяет выдвинуть гипотезу о том, что геостратегические амбиции в сочетании с культурно-цивилизаторскими устремлениями преобладали над экономическими интересами России и Великобритании к началу их соперничества в Азии[131]. Однако, как показывает проведенное исследование, многое зависело от личностей наиболее значимых «игроков» и неписанных «правил» самой Игры, постепенно сложившихся благодаря ее логике.
Продвижение европейцев в страны Востока организовывалось целым рядом политиков, дипломатов, ученых и администраторов как в столицах империй или центрах колониальных владений, так и в укрепленных приграничных крепостях. Если в первом случае главную координирующую роль играли представители высшего государственного уровня власти — от монархов до министров, генералов и их ближайших советников, то следующие категории лиц включали преимущественно чиновников и военных на государственной службе, а также исследователей, путешественников, журналистов и других людей, нередко действовавших по обстоятельствам, выходя за рамки полученных ими инструкций. Кроме того, не стоит забывать и о местных жителях, которые добровольно соглашались за определенное, хотя и небольшое, вознаграждение выполнять информационно-разведывательные задания своих кураторов: британцев или русских.
Но начнем с коронованных особ. Что касается Соединенного Королевства, то можно без преувеличения констатировать, что историки детально исследовали роль королевы Виктории в британской внешней политике на протяжении всего периода ее царствования, но особенно после Крымской войны[132]. Поэтому рассмотрение этого вопроса выходит за пределы нашей работы. Укажем лишь, что дипломатическая корреспонденция Ее Величества свидетельствует о постоянных опасениях «славянской экспансии», успех которой мог бы кардинально изменить баланс сил и привести к установлению контроля России за Евразией. Продолжая развивать контакты с Романовыми по семейной линии, приятно пораженная безупречными манерами и высокой образованностью российских самодержцев от Николая I до Николая II, которые они демонстрировали во время своих визитов на берега Туманного Альбиона, Виктория, тем не менее, в периоды обострения англо-русских отношений обычно рекомендовала министрам своего Кабинета занимать твердую позицию в общении с официальным Петербургом[133]. Сменивший ее в 1901 г. король Эдуард VII перенес главный акцент своих в целом удачных дипломатических вояжей на проблемы европейской политики, которые приобрели актуальность в связи с перегруппировкой великих держав.
В сравнении с британскими монархами, внешнеполитическая активность которых ограничивалась парламентом, российские императоры всегда считали иностранные дела собственной прерогативой. По воспоминаниям А.Ф. Редигера, военного министра в 1906–1908 гг., «все вопросы внешней политики принадлежали компетенции Его Величества (Николая II. — Е.С.), и министры, кроме министра иностранных дел, информировались или приглашались к дискуссии только по специальным распоряжениям императора»[134]. Неудивительно поэтому, что Романовы посвящали немало времени и усилий Большой Игре. К примеру, послания Александра II упоминавшемуся князю Барятинскому в марте 1857 г. содержали размышления царя о текущих планах относительно Персии в связи с позицией Великобритании. В частности, император предупреждал, что «усложнение с этой (английской. — Е.С.) стороны будет очень неудобно для нас», что «разрыв с Англией сейчас невозможен», что России не следует «все внимание уделять только азиатской политике, хотя вес этого вопроса велик». Только после того, как она окончательно покорит Кавказ и установит свое владычество над Амурским бассейном, можно будет наступать в Центральной Азии[135].
131
132
Отношение королевы Виктории к наиболее острым проблемам внешней политики иллюстрируется перепиской герцога Аргайлла и лорда Нортбрука. Характерным в этом смысле является письмо от 15 июля 1873 г., в котором первый упрекал второго в том, что он ничего не писал Ее Величеству в течение длительного периода, поскольку «королева проявляет неподдельный интерес к письмам и придает значение своевременному информированию ее обо всех важных событиях и даже о малейших деталях», см.: IOLR/Mss Eur С 144/9. Argyll to Northbrook, London, 15 July 1873. Оценка роли королевы Виктории в британской внешней политики, хотя и на европейском материале, дана в труде:
134
135
Цит. по: