Однако прежде чем активизировать политику на Среднем Востоке требовалось добиться полного «замирения» Кавказа. По мнению князя Барятинского, высказанному в 1857 г., «если Государь желает воспользоваться теперешними обстоятельствами (то есть восстанием в Индии, ослаблением Турции, дружественным расположением к нам Франции и Персии), то все-таки первым делом должно быть утверждение наше на Кавказе. Когда эта цель будет достигнута, тогда явится само собой и преобладание наше на Востоке. Добиваться же того, минуя Кавказ или перешагивая через него, также безрассудно и нелепо, как и естественно невозможно»[186].
Источники опровергают мнение некоторых зарубежных историков о том, что Крымская война 1853–1856 гг. не инициировала, а реанимировала Большую Игру[187]. Когда вооруженные действия на Кавказе были в полном разгаре, наблюдатели по обе стороны Атлантического океана советовали Уайтхоллу направить экспедиционный корпус численностью до 40–50 тыс. солдат и офицеров на помощь свободолюбивым северо-кавказским инсургентам, сражавшимся против царских «сатрапов». Один из британских военных журналистов озвучил аргументы в пользу этой достаточно рискованной операции: «После очищения Кавказского перешейка от вторгшихся туда московитов, в нашем распоряжении окажется большая масса прекрасной опытной кавалерии, чтобы сразу же нанести тяжелый удар по врагу. Россия открыта для нашей армии, и мы способны угрожать одновременно Москве, Севастополю, Одессе, а также тылу русской армии в устье Дуная»[188].
В этих условиях для Николая I и его министров было немыслимым ринуться в какую-либо военную авантюру в Центральной или Восточной Азии, за исключением осуществления коротких разведывательных экспедиций. Хотя представляется очевидным, что Большая Игра была не в последнюю очередь порождена результатами русско-турецкой и русско-персидской войн 1827–1828 и 1828–1829 гг., впрочем, как и англо-афганского конфликта 1839–1842 гг. Характерно, что Д. Уркварт, яростный обличитель «агрессивной политики царизма», высказался по поводу внутреннего положения Османской империи и Персии: «Небольшое население (Северного Кавказа. — Е.С.) без руководства со стороны западных наций и мудрых указаний своих правительств все же оказало услугу Человечеству (своим длительным сопротивлением. — Е.С.). Начинается реальная новая борьба именно с этого пункта»[189].
Интервенция коалиции держав во время Крымской войны во многом предопределила заключительную фазу кампании на Кавказе. Хорошо известное происшествие со шхуной Виксен и другие попытки ряда британских и международных авантюристов доставить военные материалы лидерам мусульманского сопротивления вместе с их субсидированием на регулярной основе превращало завоевание Кавказа в необходимую предпосылку успешной азиатской политики России[190].
Серия преобразований, осуществленных наместником князем Барятинским и Милютиным как начальником штаба Кавказского корпуса, позволила русским одержать победу над инсургентами, ведомыми легендарным имамом Шамилем в 1859 г. К 1863–1864 гг. царские войска подавили последние очаги сопротивления на Северном Кавказе. Таким образом, многолетняя война на истощение завершилась, а победоносные полки численностью несколько десятков тысяч солдат и офицеров, получивших бесценный боевой опыт, были готовы для выполнения монаршей воли, будь то подавление очередного восстания в Польше, утверждение русского присутствия на Дальнем Востоке или продвижение к берегам Индийского океана.
Спешные приготовления к проникновению в Азию обусловили как для русских, так и британцев, используя современную терминологию, необходимость создания минимально необходимой логистической инфраструктуры на территории приграничных зон. Поэтому проводилось их топографическое изучение, строились грунтовые дороги, реконструировались военные посты и крепости, создавались склады амуниции, вооружения и боеприпасов, хотя большинство этих мер не носили системного характера.
В последнем случае именно Персия приобретала ключевое значение. Согласно статьям Гюлистанского и Туркманчайского договоров 1813 и 1829 гг. Россия получила привилегию учреждать свои консульства в провинциальных центрах шахского государства, тогда как Англии удалось заключить военный союз с Тегераном в 1814 г. с целью умерить пыл афганских правителей в попытках захватить северо-индийские княжества. Спустя два десятилетия на горизонте международных отношений в Азии возникла перспектива формирования антироссийской коалиции в составе Османской империи, Персии и Великобритании. Как считали в Петербурге, Лондон мог прибегнуть к этой комбинации, чтобы остановить русских на дальних подступах к странам Среднего Востока, используя волну русофобии, которая распространялась в британском обществе благодаря памфлетам полковника Джорджа де Лэси Эванса и других авторов, опасавшихся интриг царских агентов поблизости от Индии (подробнее об этом будет рассказано в следующей главе)[191].
188
189
190
О деле шхуны Виксен см.:
191