Выбрать главу

Однако прежде чем активизировать политику на Среднем Востоке требовалось добиться полного «замирения» Кавказа. По мнению князя Барятинского, высказанному в 1857 г., «если Государь желает воспользоваться теперешними обстоятельствами (то есть восстанием в Индии, ослаблением Турции, дружественным расположением к нам Франции и Персии), то все-таки первым делом должно быть утверждение наше на Кавказе. Когда эта цель будет достигнута, тогда явится само собой и преобладание наше на Востоке. Добиваться же того, минуя Кавказ или перешагивая через него, также безрассудно и нелепо, как и естественно невозможно»[186].

Источники опровергают мнение некоторых зарубежных историков о том, что Крымская война 1853–1856 гг. не инициировала, а реанимировала Большую Игру[187]. Когда вооруженные действия на Кавказе были в полном разгаре, наблюдатели по обе стороны Атлантического океана советовали Уайтхоллу направить экспедиционный корпус численностью до 40–50 тыс. солдат и офицеров на помощь свободолюбивым северо-кавказским инсургентам, сражавшимся против царских «сатрапов». Один из британских военных журналистов озвучил аргументы в пользу этой достаточно рискованной операции: «После очищения Кавказского перешейка от вторгшихся туда московитов, в нашем распоряжении окажется большая масса прекрасной опытной кавалерии, чтобы сразу же нанести тяжелый удар по врагу. Россия открыта для нашей армии, и мы способны угрожать одновременно Москве, Севастополю, Одессе, а также тылу русской армии в устье Дуная»[188].

В этих условиях для Николая I и его министров было немыслимым ринуться в какую-либо военную авантюру в Центральной или Восточной Азии, за исключением осуществления коротких разведывательных экспедиций. Хотя представляется очевидным, что Большая Игра была не в последнюю очередь порождена результатами русско-турецкой и русско-персидской войн 1827–1828 и 1828–1829 гг., впрочем, как и англо-афганского конфликта 1839–1842 гг. Характерно, что Д. Уркварт, яростный обличитель «агрессивной политики царизма», высказался по поводу внутреннего положения Османской империи и Персии: «Небольшое население (Северного Кавказа. — Е.С.) без руководства со стороны западных наций и мудрых указаний своих правительств все же оказало услугу Человечеству (своим длительным сопротивлением. — Е.С.). Начинается реальная новая борьба именно с этого пункта»[189].

Интервенция коалиции держав во время Крымской войны во многом предопределила заключительную фазу кампании на Кавказе. Хорошо известное происшествие со шхуной Виксен и другие попытки ряда британских и международных авантюристов доставить военные материалы лидерам мусульманского сопротивления вместе с их субсидированием на регулярной основе превращало завоевание Кавказа в необходимую предпосылку успешной азиатской политики России[190].

Серия преобразований, осуществленных наместником князем Барятинским и Милютиным как начальником штаба Кавказского корпуса, позволила русским одержать победу над инсургентами, ведомыми легендарным имамом Шамилем в 1859 г. К 1863–1864 гг. царские войска подавили последние очаги сопротивления на Северном Кавказе. Таким образом, многолетняя война на истощение завершилась, а победоносные полки численностью несколько десятков тысяч солдат и офицеров, получивших бесценный боевой опыт, были готовы для выполнения монаршей воли, будь то подавление очередного восстания в Польше, утверждение русского присутствия на Дальнем Востоке или продвижение к берегам Индийского океана.

Спешные приготовления к проникновению в Азию обусловили как для русских, так и британцев, используя современную терминологию, необходимость создания минимально необходимой логистической инфраструктуры на территории приграничных зон. Поэтому проводилось их топографическое изучение, строились грунтовые дороги, реконструировались военные посты и крепости, создавались склады амуниции, вооружения и боеприпасов, хотя большинство этих мер не носили системного характера.

В последнем случае именно Персия приобретала ключевое значение. Согласно статьям Гюлистанского и Туркманчайского договоров 1813 и 1829 гг. Россия получила привилегию учреждать свои консульства в провинциальных центрах шахского государства, тогда как Англии удалось заключить военный союз с Тегераном в 1814 г. с целью умерить пыл афганских правителей в попытках захватить северо-индийские княжества. Спустя два десятилетия на горизонте международных отношений в Азии возникла перспектива формирования антироссийской коалиции в составе Османской империи, Персии и Великобритании. Как считали в Петербурге, Лондон мог прибегнуть к этой комбинации, чтобы остановить русских на дальних подступах к странам Среднего Востока, используя волну русофобии, которая распространялась в британском обществе благодаря памфлетам полковника Джорджа де Лэси Эванса и других авторов, опасавшихся интриг царских агентов поблизости от Индии (подробнее об этом будет рассказано в следующей главе)[191].

вернуться

186

Цит. по: Милютин Д.А. Воспоминания. 1856–1860. М.: Росспэн, 2004. Т. 3. С. 168.

вернуться

187

Gillard D. The Struggle for Asia. P. 95.

вернуться

188

Morell J. Russia and England. Their Strength and Weakness. New York: Riker, Thome and Co., 1854. P. 11.

вернуться

189

Urquhart D. Progress of Russia in the West, North, and South by Opening the Sources of Opinion and Appropriating the Channels of Wealth and Power. London: Truebner, 1853. P. 438.

вернуться

190

О деле шхуны Виксен см.: Urquhart D. Op. cit. P. 291 ff. Современные интерпретации кавказской политики России в отношениях с Великобританией даны в книге: Дегоев В.В. Большая игра на Кавказе: история и современность. М.: Русская мысль, 2003. С. 117–155.

вернуться

191

De Lacy Evans G. On the Designs of Russia. London: S. n., 1828; idem. On the Practicability of an Invasion of India; and on the Commercial and Financial Prospects and Resources of the Empire. London: S. n., 1829.