Вместе с эскалацией дипломатической борьбы в 1870-х — 1880-х гг. трактовка Большой Игры претерпела заметные изменения. Примером может служить ее понимание, изложенное в памфлете, увидевшем свет в 1875 г. Название брошюры говорило само за себя — «Большая Игра. Призыв к проведению Британией имперской политики». Любопытно, что анонимный автор ратовал за наступательный курс лондонского Кабинета на периферии Европы, главным образом, в Центральной и Южной Азии, не исключая, впрочем, сотрудничества там Англии и России, которые, по его мнению, обладали всеми возможностями для объединения усилий, чтобы «обеспечивать мир и безопасность доброй половине света», защищая ее от атак других держав, скажем, Китая[13].
Несмотря на эту и аналогичные публикации[14], вряд ли можно предположить, что большинство английской или российской властной элиты относилось с симпатией к азиатской политике противоположной стороны в эпоху, когда обе империи временами балансировали на грани открытия военных действий друг против друга. Неслучайно поэтому Редьярд Киплинг, блестящий певец Британской Индии, «визуализировал» Большую Игру через восприятие англо-русского соперничества созданными им литературными героями — мальчиком-полукровкой Кимом, и его наставниками, деятельность которых была направлена на то, чтобы противодействовать интригам России на севере Индостана[15]. И хотя знаменитый писатель, бесспорно, сумел передать «дух эпохи», его рассказ о разветвленной и высоко эффективной секретной службе, созданной англичанами в Индии, отразил лишь один из аспектов Игры — борьбу разведок. При этом Киплинг преувеличил масштабы деятельности «зловещих» русских агентов против англичан в глазах читающей публики[16]. Впоследствии искаженное понимание Большой Игры доминировало в общественном мнении европейских стран, США и Японии на протяжении десятилетий[17].
Интересно, что многие политики, дипломаты и путешественники также начали активно использовать лексику Большой Игры на рубеже двух столетий. К примеру, известный исследователь Азии, разведчик, а затем политический агент в Читрале, специальный уполномоченный по Тибету и представитель в Кашмире Фрэнсис Янгхазбенд так описывал свои впечатления от встречи с царскими военными администраторами в районе Памира: «Мы и русские конкуренты, но я уверен, что российские и английские офицеры по отдельности скорее найдут общий язык друг с другом, чем с лицами из других стран, которые не соперничают с ними. Мы все ведем Большую Игру, и нам не следует всячески пытаться скрыть этот факт»[18].
Другой хорошо осведомленный участник событий, Генри Уигхэм, следующим образом комментировал русско-британское соперничество в книге, увидевшей свет на рубеже XIX–XX вв.: «Опасность для нас таится не столько в игнорировании значимости государства шаха (то есть Персии. — Е.С.) на шахматной доске Азии, сколько в очевидной неспособности наших руководителей на Даунинг-стрит осознать тот факт, что Игра уже в самом разгаре и что без немедленного хода с нашей стороны развязка не может быть отложена на долгое время. Настоятельно необходимо, чтобы ответный ход был бы сделан в правильном направлении. Мы играем против соперника, который давным-давно составил свой план кампании и никогда не упускал возможности воплотить его в действительность. Его Игра профессиональна и последовательна, потому что он всегда знает свою конечную цель»[19].
Видное место среди работ современников занимают фундаментальные труды Джорджа Керзона, неутомимого путешественника, великолепного географа, блестящего дипломата и государственного деятеля, который подверг глубокому анализу различные аспекты англо-русского противостояния[20]. Можно без преувеличения сказать, что он внес решающий вклад в разработку понятия «естественной» или «научной» границы (фронтира), которая была призвана обосновать пределы расширения колониальной периферии империй[21].
13
14
Подр. см.:
16
17
18
19
20
Особенно, см.: