Нетрудно заметить, что представленные авторы, испытавшие влияние реалий холодной войны, как правило, ограничивали причины и проявления Игры одним — двумя политическими или экономическими факторами. Более сбалансированную концепцию можно обнаружить в работе американца Дэвида Фромкина, который сформулировал понимание Игры в узком и широком планах. Если в первом случае исследователи обычно акцентировали внимание на разведывательных операциях, то во втором — они были склонны рассматривать Большую Игру как составную часть русско-британского имперского соперничества. Важно также подчеркнуть, что Фромкин детально проанализировал геостратегические особенности данного процесса, отразившегося на характерах и судьбах некоторых ведущих «игроков»[33].
Кризис и распад Советского Союза в конце 1980-х — начале 1990-х гг. оживил интерес специалистов и общественности к истории Большой Игры. Бывшие дипломаты, разведчики и журналисты взялись за перо, чтобы осветить прошедшие события с позиций новых международных тенденций. Так, например, Гордон Уиттеридж, экс-посол Соединенного Королевства в Кабуле в 1965–1968 гг., назвал Большую Игру серией «пробных шагов Британской и Российской империй на пространстве Центральной Азии с целью определения оптимальных границ в смысле их защищенности»[34]. П. Хопкирк, которого мы упоминали выше, внес наибольший вклад в популяризацию «теневой борьбы за политическое наследие в Азии», опубликовав серию объемистых, хотя и местами поверхностных работ, написанных в жанре исторической беллетристики[35].
Помимо книг Хопкирка, вызвавших большой интерес читающей публики, американские журналисты Карл Мейер и Шарин Брайсек создали живую, правда, далеко не всегда точную картину «викторианского пролога холодной войны», сравнив вслед за Джиллардом Большую Игру с геостратегическим соревнованием между СССР и США после 1945 г.[36] Вслед за ними британский историк Лоуренс Джеймс усмотрел ее причины в кардинальном несоответствии систем представлений властных элит Запада и России, сопоставимом с идеологической несовместимостью капитализма и коммунизма на протяжении эпохи биполярного мира. «Личные, политические и социальные свободы, которые характеризовали Британию и которые, по мнению многих, питали ее силу и величие, полностью отсутствовали в России», — заметил историк в своем фундаментальном труде о подъеме и падении империи, «где никогда не заходит солнце»[37]. С другой стороны, Питер Бробст, американский биограф сэра Олафа Кэро, одного из выдающихся исследователей Востока и высокопоставленного администратора Британской Индии накануне обретения ею независимости, утверждал, что «Большая Игра была преимущественно экономическим соревнованием, хотя коммерческая прибыль не выступала мерилом победы»[38].
И все же политические мотивы русско-британского соперничества продолжали доминировать среди всех объяснений, предлагавшихся специалистами. К примеру, современный британский исследователь Чарльз Аллен склонен воспринимать Большую Игру как «опасное состязание между блефующими и контр-блефующими участниками в условиях высокогорья», или как «длительную борьбу между Британией и Россией за политический контроль над великим открытым пространством Центральной Азии»[39].
Более ограниченный подход в духе Хопкирка развивают молодые английские историки Роберт Джонсон и Джулиус Стюарт, которые анализируют Большую Игру под углом зрения либо военного планирования, либо организации шпионской деятельности в Англии и России[40]. Близкой точки зрения придерживается и Фредерик Хитц, отставной офицер ЦРУ, который пространно рассуждает о глобальном соперничестве за господство над Гиндукушем и прилегающими к нему территориями Афганистана, Пакистана и Индии. «Ирония состоит в том, — отмечает он в своей книге, — что угроза религиозного терроризма потребует обращения к мастерству и технике шпионажа в предшествующую эпоху, а именно, к Большой Игре, случившейся задолго до появления специальных приспособлений, тайного фотографирования и мгновенной беспроволочной связи»[41].
Завершая анализ современных трактовок Большой Игры, нельзя не упомянуть гендерное понимание ее сути, отраженное в работах Элейн Шоуолтер, которая полагает, что Игра распространила на Азию принципы так называемой «клубной страны», или сети элитарных мужских клубов, целью деятельности которых на Британских островах, по мнению историка, было стремление закрепить границы между полами. Более того, Шоуолтер сравнила Большую Игру с особенным миром, созданным молодыми людьми авантюристического склада, предпочитавших опасные странствия по отдаленным ничейным землям (no man's lands) в сердце Азии бесцельному существованию, ограниченному условностями викторианского общества[42].
34
35
37
38
39
40
41
42