— Хорошо, что я не парень, а то напала бы на тебя, — хихикнула Кира, снова потрепав её волосы: — От такой милашки просто с ума сойти можно. Хотя кто сейчас меня остановит, хе-хе…
Она шутливо обняла Рин за талию — та ойкнула и с улыбкой отбежала в сторону: — Кира!..
— Ну, всё, не могу больше сдерживаться! Затискаю мою милашку! Ээй!
— Отстань, Кира! — не в силах сдерживать улыбку, Рин засмеялась и побежала в бассейн, с разбега плюхаясь в теплую воду.
— Думаешь, сможешь от меня так просто сбежать? Ну, держись!
Кира прыгнула следом за ней, поднимая в воздух целую тучу брызг, баня наполнилась смехом и плеском воды. Минут десять она убегала от гоняющейся за ней по всему бассейну подруги, едва не задыхаясь от смеха, и отбивалась, как могла, от её цепких пальцев.
Устав от гонки, обе прислонились к бортику бассейна и, хихикая, посмотрели на потолок. То тут, то там с него срывались капельки конденсировавшейся влаги, оставляя на поверхности бассейна крошечные круги.
— На самом деле я тебя не для этого сюда привела, — переведя дух, Кира кивнула на висящие портреты. — Пора показать тебе, как я снимаю свой стресс.
— И как же? — Рин вытерла ладонью лицо. Майор заговорщицки улыбнулась. — Сейчас увидишь.
Выйдя из бассейна, она, едва не поскальзываясь на шершавой, усеянной лужицами плитке прошла к корзинке с мылом, что стояла у входа. Рин непонимающе приподняла бровь. Та аккуратно спустилась в бассейн и пошла к портретам: — Дуй за мной, Рин.
Приблизившись метров на десять, они внимательно оглядели развешанные изображения. Здесь были почти все, кого она знала в институте, и ещё несколько совсем незнакомых людей. Был даже портрет Трескина. Она непонимающе посмотрела на майора.
— Когда меня все достают и чаша моего терпения переполняется, я иду сюда и ору на них, — чуть смутившись, Кира поставила корзинку на воду. Наполовину погрузившись, она осталась на плаву. Майор подмигнула Рин: — Понимаешь, к чему я?
— Н-ну… вроде того, — кивнула она. Назначение мыла ей всё ещё было непонятно, однако вскоре всё встало на свои места. Кира запустила руку в корзинку и, крепко схватив небольшой кусок, замахнулась: — Марков, как же ты меня бесишь, непроходимая тупая задница!
Кусок мыла как пуля полетел в портрет инженера и с влажным чавканьем размазался по его физиономии. От вскрика подруги Рин отшатнулась в сторону.
— Уф, полегчало, — она выдохнула и взяла второй кусок: — Я не виновата в том, что все наше руководство не умеет договариваться! Да кого вообще волнует этот долбаный фестиваль?! Первое место? Идите вы все!..
Она непристойно выругалась и швырнула мыло в очередной портрет. На этот раз кусок разлетелся мутными брызгами об лицо незнакомого ей человека. Удар был такой силы, что портрет накренился, едва не падая на пол.
— Ну что, Рин, твоя очередь? — Кира протянула ей кусочек мыла: — Я думаю, тебе тоже есть что сказать.
— Я попробую, — едва не роняя скользкий обмылок, она уставилась на стену с портретами. Кто ей насолил? На ум особо ничего не шло. Может, что её злит? Собственное бессилие, неспособность выполнить задачу. Завышенные ожидания… да, ожидания.
Они все чего-то от нее ждали. Чуйков, Кузнецов, Майя, да та же Кира. Весь институт. Её бросили в пучину, не спросив ни единого раза, хочет ли она этого… о чём ей говорить?
Она посмотрела на обмылок в своей руке.
— Я не хотела, чтобы всё так вышло… — пробормотала она, опуская голову. — Я не хотела. Не хотела быть здесь… Я не виновата!
Обмылок взмыл в воздух, ударяясь в стену. Мимо. Но в душе словно нарастал ком, Рин схватила второй: — Почему я должна была всё это делать? Почему никто не сказал мне правду про Алголя?..
Еще один кусок чавкнул о плитку, промазав мимо портрета ретранслятора.
— Я так испугалась, неужели нельзя было просто сказать — я тебя не трону?.. Нельзя было сказать сразу?!
На этот раз она попала в висок, кусочек прилип к изображению, оставляя неровную кляксу. А Рин не останавливалась, кусок за куском летел в стены, эхом отражавшие её голос, звучавший всё громче.
— Я испугалась! Да я в ужасе была! Я ненавижу вас! Вы, вы топили меня в синей жиже, тыкали иголками, швыряли в лапы человека, которого я боялась больше всего! Вы меня травили химией! Заставили убить человека! Заставили предать всех! Альциона, ты дура! Я же открылась вам, я так хотела!.. Вы заставили меня пройти через войну! Через тысячи трупов!.. Я не хотела, я не могла этого вынести!.. Это всё вы, вы сделали со мной это… вы… вы довели меня до самоубийства!.. Я ненавижу вас всех!..
Она не заметила, как кончилось мыло, а по щекам покатились горячие ручейки. Рин стояла голышом посреди бассейна, перед лицами тех, кто причинил ей все мыслимые страдания, и рыдала, размазывая по щекам слёзы.
— Рин… — Кира хотела было что-то сказать, да так и застыла с приоткрытым ртом.
«Сколько же всего пришлось пережить этой худенькой девчонке…»
— Но я выжила… — не сдерживаясь, она плакала, но продолжала говорить, выпуская из себя весь накопившийся яд и боль: — Я выжила, слышите?! Вам не удалось меня сломать!.. Я ненавижу, ненавижу вас всех!..
Схватив плавающую корзинку, она с яростью швырнула её в стену. Один из портретов разорвало пополам, обломки корзинки разлетелись в стороны, осыпая бассейн и стены вокруг.
— Я смогла!.. Не потому что вы так говорили, а назло, назло всем вам!
Сжимая побелевшие от напряжения кулаки, Рин стояла по колено в воде и содрогалась от слёз. Всё то, что она так долго держала в себе, выплеснулось наружу. Девушка судорожно вдохнула — и, подняв голову, закричала. Во всю силу лёгких, до дрожи в теле. Воздух вибрировал от её голоса, с потолка сорвалась целая вереница крупных капель, осыпаясь дождём на их головы.
— Какая же ты все-таки сильная, — Кира улыбнулась и осторожно подошла к ней. После всех этих слов Рин вполне могла её оттолкнуть, или еще чего похуже. Но, похоже, она выплеснула всю свою ярость и гнев. Расплакавшись в голос, она прижалась к груди и обняла Киру.
***
Когда слёзы высохли, а истерзанное сердце успокоилось, осталось лишь умиротворение. Ополоснувшись под холодным душем, они полезли в сауну. Запах чистого дерева и трав щекотал ноздри, а жаркий воздух расслаблял мышцы, заставляя подруг едва не растекаться по скамье.
— Я рада, что мы смогли с тобой выбраться сюда и сбросить накопившееся, — замотавшись в полотенце, Кира легонько коснулась головой макушки Рин. — Мне тоже это было нужно. Знаешь, у нас вообще-то очень тяжёлая работа. Конечно, на твои хрупкие плечи ложится самый большой груз, но каждый из нас несёт свою ношу. И Майя, и Чуйков, и Владимир. Поэтому даже прооравшись на них, я всё равно в конце благодарю их за работу. Я ведь тоже та ещё заноза.
— Это точно, — хихикнула Рин и на всякий случай посмотрела на Киру, не обиделась ли. Майор улыбнулась.
— Каждый снимает это напряжение как может. Я вот ору и дебоширю в бане, Владимир пьёт коньяк и играет в дартс, Штерн идёт на концерт… кто-то пьёт, кто-то танцует до упаду, кто-то бьёт посуду. Кто-то пускается по женщинам.
— Серьёзно?..
— Конечно. Знаешь, секс — очень мощное средство для снятия стресса. — Кира потрепала её по голове: — Поэтому если вдруг тебе захочется сбросить напряжение таким путём, я найду тебе кого-нибудь.
— Н-не надо!.. — Рин покраснела до самых ушей. — Обойдусь как-нибудь без этого!..
— Как знаешь, — майор хитро подмигнула: — В этом нет ничего такого, поверь.
— Кира?
— М?
Пожевав губу, девушка задумчиво протянула: — Мне вот интересно… а как снимает стресс Алголь?
— О, хочешь сделать это с ним? — Кира хихикнула: — Слушай, я могу устроить всё как…
— Да нет же, господи!.. — Рин закрыла лицо ладошками, пытаясь скрыть смущение: — Хватит уже о с-сексе!..
— Знаешь, если кроме шуток… — голос Киры стал серьёзным. — Меня это очень волнует. Я понятия не имею, как он снимает своё напряжение. Мы пробовали разные методы. Его пытались напоить. Давали транквилизаторы. Ему предлагали девушек, не раз и не два причём.
— И-и как?.. — Рин навострила уши. Майор покачала головой: — Отказывался каждый раз, словно избегал их, как мог. Понимаешь, Алголь, он… как загадка. Я пыталась разузнать о нём больше, но, похоже, что это бесполезно. Все файлы закрыты, данные по прошлым операциям, подготовке, испытаниям, вообще хоть чему-то — всё недоступно. Но каждый раз, когда я на него смотрю, я ощущаю это внутри, где-то глубоко. Его гнев, его ярость. Он как сжатая пружина. Рин, так нельзя жить. Рано или поздно он взорвётся, и тогда… я боюсь даже представить, что тогда будет.