Конечно, обратится – когда придет в себя… или когда ему будет дозволено, ибо у Лизердейла имелось сильное подозрение, что почтенная миссис Боджли изрядно вмешивается в полицейские дела мужа.
– Министр внутренних дел может заинтересоваться этим делом. Я бы не удивился, – сухо проговорил Джонс. Его глаза снова сделались невидимыми за сверкающими стеклами пенсне. Как только Лизердейл ступит за порог, Дэвид Джонс бросится к телефону – разыскивать руководство.
– Не мое дело оспаривать приказы, сэр.
Они молча смотрели друг на друга.
– Вам не позавидуешь, инспектор, – мягко произнес преподаватель.
Лизердейл уловил нотку вызова: каста, все за одного.
– Ничего не поделаешь, долг, сэр.
Джонс почесал бороду.
– В обычное время нарушить воскресный отдых министра внутренних дел – святотатство, тем более по такому ничтожному поводу, как умышленное убийство. Но, боюсь, время сейчас необычное. Кабинет министров заседает почти непрерывно с начала кризиса. В выходной-то? В сезон банковских отпусков? С ума сойти! Историческое событие! Вам не приходило в голову, что стандартные процедуры в Уайтхолле могут занять некоторое время, а?
Лизердейл даже не думал об этом. Пусть чертовы лягушатники, боши и макаронники сами разбираются со своими делами на континенте. Он надеялся, что правительство его величества удержит страну в стороне от этого. Пусть они там хоть поубивают друг друга, ему все равно. Но он понял, что этот наглый учитель французского говорит дело. Если Боджли и дальше будет вести себя как идиот…
– Полагаю, вы совершенно правы, сэр. А теперь…
– Если бы у вас имелась информация о постороннем лице на месте преступления, вы бы не приехали сегодня сюда!
С чего это он так ухмыляется?
– Вы знакомы с историей со взломом у нас, инспектор?
– Со взломом? У вас, мистер Джонс?
– Взлом случился на Троицу – вот здесь, в Тюдор-Хауз. Любой преступник, пытающийся проникнуть в здание, где сотня юных глоток готова поднять такой галдеж, какой ему и не снился, страдает исключительной безрассудностью. Вам не кажется, инспектор? И потом, что у нас здесь красть? Початую пачку печенья?
Глаза Джонса возбужденно блестели сквозь стекла пенсне.
Лизердейл ощутил некоторую неловкость.
– Не вижу, какое это имеет отношение к нашему делу, сэр.
О взломе в Фэллоу в Грейфрайерз не сообщали – другой округ.
Джонс разочарованно улыбнулся.
– Возможно, никакого. И все же такое совпадение… Мне кажется… – Улыбка исчезла с его лица, словно его поразила новая мысль. С неожиданной легкостью он вскочил. – Инспектор, где сейчас Экзетер? – задыхаясь, спросил он.
– В больнице Альберта в Грейфрайерз.
– Под охраной, инспектор? Вы говорили, что ему не предъявлено официального обвинения, но вы, надеюсь, оставили кого-нибудь охранять его, да?
7
Продолжая про себя возмущаться – вот дурацкий старикашка! – Элиэль Певица, хромая, вышла из городских ворот. Как, с чего это ей должна грозить опасность? Почему ее должна искать Смерть?
Здесь, на открытом месте, ветер достигал прямо-таки сокрушительной силы. Лавина, а не ветер. Она посильнее нахлобучила шапку и постаралась не думать о лавинах. Низкое солнце освещало людскую суету. Торговцы ставили свои палатки, спустившиеся с Наршслоупа пастухи гнали на продажу стада лам. Вдалеке виднелись снежные вершины Наршволла. Чуть ближе горы переходили в голые холмы, а совсем рядом зеленые склоны спускались к долине Наршфлэта. Вода в Наршуотере была цвета грязного молока, по которому плыли последние льдины.
От города реку отделял широкий грязный, почти полностью вытоптанный луг. Летом и осенью – пока открыты перевалы – здесь держали мамонтов. Сюда съезжались торговать пастухи и крестьяне. Почти все города проводят празднества или игры на таких лугах. Правда, Элиэль сильно сомневалась, что угрюмые жители Нарша увлекаются тем и другим сильнее, чем они увлекаются театром.
Вскоре она миновала рынок и увидела мамонтов, дюжину серо-бурых гор с бивнями. Их окружал низенький забор, который они с легкостью могли бы перешагнуть. Скорее всего забор предназначался для того, чтобы удерживать людей снаружи, а не мамонтов внутри. Мамонты больше и сильнее всех, и в их маленьких глазках светится ум. Когда она ковыляла между длинными цепочками людей, один из самцов задрал хобот и затрубил. Она решила счесть это приветствием.
Но толпа! Нет, толпы! Она никогда еще не видела, чтобы здесь собиралось столько народа. Все норовили протиснуться к шаткой лесенке, у подножия которой путешественники вносили плату, вслед за чем поднимались в паланкины. Она взволнованно окинула взглядом всю картину. Если все, кого она видит здесь, надеются уехать сегодня, им просто не хватит мест! Дюжина мамонтов, по десять… ну, двенадцать пассажиров на паланкин – это будет… будет… ну, все равно на всех, кто толпится на лугу, не хватит. И где труппа? Посадка еще не началась, значит, они еще не могли уехать, но где же они тогда?