Он был убежден, что Санкт-Петербург намерен захватить огромные нетронутые рынки Центральной Азии. Писал, что Ост-Индская компания должна решить, будут ли коренные жители Туркестана и Тибета «одеваться в ткани из России или из Англии» и станут ли они покупать «железные и стальные орудия, произведенные в Санкт-Петербурге или Бирмингеме». Более того, он был уверен, что русские стремятся к территориальным захватам. Сначала это будут ханства Центральной Азии, а потом и сама Индия. В одном из писем к своему начальству он объяснял, как горсть английских офицеров, командующих местными нерегулярными воинскими частями, может остановить всю русскую армию, стремящуюся через перевалы на юг, завалив ее огромными глыбами с окружающих высот.
Но было это очень давно. Как в Великобритании, так и в Индии русофобы составляли меньшинство либо пользовавшееся слишком слабой поддержкой со стороны правительства или компании, либо не имевшее поддержки вообще. Действительно, при всем сходстве их взглядов маловероятно, чтобы отец русофобии сэр Роберт Вильсон и Муркрофт когда-либо слыхали друг о друге, уж не говоря о переписке. В то же время руководство компании было слишком далеко от мысли, что Санкт-Петербург, официально все еще союзник Британии, питает какие-либо коварные намерения насчет Индии. Ведь собственно первейшей и достаточно дорогостоящей их задачей являлись консолидация и защита уже завоеванных земель, а не захваты новых в Гималаях и за ними, как настоятельно призывал Муркрофт. Потому начальство игнорировало его предупреждения, полагая их плодом чрезмерного рвения, а не трезвых оценок. Они оказывались погребенными в архивах компании, их игнорировали, не читали, и вновь явиться на свет Божий им было суждено лишь после его смерти.
Давней мечтой Муркрофта было в поисках лошадей посетить Бухару, большой торговый город, столицу богатейшего ханства Центральной Азии. Он был искренне убежден, что там на рынках удастся найти лошадей, так нужных для компании, — чего до сих пор никак не удавалось сделать. Это были легендарные туркменские кони, о прыти, выносливости и маневренности которых он столько слышал на базарах Северной Индии. Весной 1819 года его настойчивость была вознаграждена, он получил одобрение и финансовую поддержку двухтысячемильной экспедиции, которой суждено было стать для него третьей и последней. Подобно русскому путешественнику Муравьеву во время миссии в Хиву, Муркрофт не имел никакого официального статуса, так что от него вполне могли отречься, возникни у него проблемы или вызови его визит в столь далекий от индийских границ город протест со стороны Санкт-Петербурга.
Покупка лошадей была только одной из задач Муркрофта. Он также планировал открыть рынки дальнего севера для британских товаров и опередить таким образом русских, которые, по его убеждению, вынашивали аналогичные планы. Итак, 16 марта 1820 года он со своим отрядом пересек границу контролируемой компанией территории, а за ним неспешно следовал большой караван, груженный лучшими британскими экспортными товарами от фарфора до пистолетов, ножей и хлопка. Их тщательно отобрали, чтобы затмить гораздо худшие по качеству русские товары. Помимо множества всадников и слуг спутниками Муркрофта в этом столь дальнем походе через Оксус были молодой англичанин по имени Джордж Требек и англо-индиец Джордж Гутри. Оба мужчины оказались не только способными и надежными спутниками, но и проявили себя стойкими и верными друзьями в трудные дни. Никто из них и подумать не мог, что из-за долгих и частых задержек их путешествие в неизвестность отнимет около шести лет и завершится трагедией.
По опыту своих предыдущих экспедиций Муркрофт знал, что самая короткая дорога в Бухару лежала через Афганистан. К несчастью, в то время там разгорелась ожесточенная гражданская война. Несмотря на небольшой конвой из гуркхов, это представляло для экспедиции большую опасность, особенно когда распространились слухи о том, что их верблюды нагружены ценными товарами для рынков Туркестана. Поэтому Муркрофт решил попытаться миновать Афганистан и подойти к Бухаре с востока, со стороны Кашгара в китайском Туркестане. Проще всего было пройти через Каракорум от столицы Ладака Леха. Более того, приближаясь к Бухаре с этой стороны, Муркрофт надеялся заодно открыть для английских товаров рынки китайского Туркестана. В сентябре 1820 года после многочисленных задержек в Пенджабе и более чем года, проведенного в пути (возможно, ошибка в датах. — Прим. пер.), Муркрофт и его спутники наконец прибыли в Лех. Они были первыми англичанами, которых там увидели. Тотчас же они попытались установить контакт с китайскими властями в Яркенде, в дальнем конце Каракорума, чтобы получить разрешение на проход по их территории. Но, как вскоре обнаружил Муркрофт, это оказалось нелегко.
Начать с того, что Яркенд лежал в 300 милях к северу за почти непроходимыми, особенно зимой, перевалами, и на получение ответа тамошних властей, которые и в лучшие времена не особенно утруждали себя торопливостью, могли уйти месяцы. Хотя Муркрофту понадобилось время, чтобы это понять, существовали и другие причины, мешавшие его усилиям попасть в китайский Туркестан, или Синьцзян, как его называют теперь. Могущественные местные купцы на протяжении многих поколений обладали монополией на караванную торговлю между Лехом и Яркендом и не горели желанием уступать ее англичанам. Даже когда Муркрофт предложил наиболее влиятельным из них назначить их представителями Ост-Индской компании, его усилия продолжали саботировать. Только позднее он выяснил, что китайцы их предупредили: стоит англичанам получить разрешение на проход через перевалы, как они приведут с собой армию.
Муркрофт совсем недолго пробыл в Лехе, когда обнаружил то, чего больше всего боялся: оказалось, что у него есть русский соперник. Официально тот считался местным торговцем, ездившим через перевалы и ведшим торговлю между Лехом и караванными городами китайского Туркестана. Как вскоре выяснил Муркрофт, на самом деле он был высокопоставленным царским агентом персидско-еврейского происхождения, выполнявшим важные политические и коммерческие задания Санкт-Петербурга. Звали его Ага Мехди, и карьеру начинал он мелким уличным торговцем. Вскоре он начал торговать кашмирскими шалями, славившимися по всей Азии своим теплом и красотой. Потом, благодаря выдающейся предприимчивости, проделал долгий путь через Центральную Азию и добрался до Санкт-Петербурга. Там его шали привлекли внимание самого царя Александра, пожелавшего встретиться с предприимчивым купцом.
Тот произвел на Александра большое впечатление и был направлен им обратно в Центральную Азию с инструкциями попытаться наладить коммерческие контакты с Ладаком и Кашмиром. Это удалось, и на тамошних базарах начали появляться русские товары. Когда купец вернулся в Санкт-Петербург, восхищенный царь наградил его золотой медалью с цепью, а еще дал ему русское имя Мехди Рафаилов. После этого для него спланировали новую миссию, на этот раз и с политическими, и с чисто коммерческими задачами. Ему было приказано продвинуться гораздо дальше к югу — в независимое государство сикхов Пенджаб. Там ему следовало попытаться установить дружеские контакты со стареющим, но чрезвычайно мудрым и коварным правителем Ранжит Сингхом. Про того было известно, что у него прекрасные отношения с англичанами. Мехди вез с собой рекомендательное письмо от царя, подписанное министром иностранных дел графом Нессельроде. В письме, достаточно невинном с виду, говорилось, что Россия хотела бы торговать с купцами Ранжит Сингха, а его самого приглашали в Россию с визитом.
Муркрофт не замедлил выяснить все это и даже сумел через своих агентов получить копию царского письма. Казалось, оно подтверждало его самые худшие опасения насчет намерений русских. Заодно он выяснил, что предприимчивый соперник вскоре ожидается в Лехе, куда должен прибыть на своем пути в столицу Ранжит Сингха Лахор. «Мне очень хотелось с ним увидеться, — записывал Муркрофт в своем дневнике, — чтобы наилучшим образом убедиться в его истинных намерениях, а также в намерениях честолюбивой державы, под патронажем которой он работает». Муркрофт выяснил также, что Рафаилов, если называть того новым именем, привез с собой не только крупную сумму денег, но еще и рубины и изумруды, некоторые очень крупные и весьма ценные. Последние, как подозревал Муркрофт, почти наверняка предназначались в качестве подарков от царя Ранжит Сингху и его приближенным — слишком ценными они были для местной торговли или обмена.