В просторном остекленном павильоне президента ожидали четверо. Ожидание было напряженным, все четверо в той или иной степени недолюбливали друг друга, и единственным, что их объединяло, была верность ему. Была ли это верность искренняя, или это был банальный выбор человека, упорно строящего свое благополучие, можно было только гадать. Вероятно, за долгие годы вассальной службы одно смешалось с другим и было уже неразделимо, ибо одно слишком зависело от другого. Глава крупнейшей в стране нефтяной компании Иван Рудин, министр обороны Алексей Тукай, глава президентской администрации Сергей Петров и председатель Конституционного суда, бывший премьер, бывший хранитель престола Николай Оленин.
— Сергеич, а что на повестке дня? — первым перестал изображать безразличие самый молодой из присутствующих, Оленин.
Петров растянул тонкие губы в неком подобии улыбки:
— Вопросов много, обсудить всегда есть что.
— Вот не строй ты из себя серого кардинала! — буркнул Рудин. — Я, когда тебя вижу, сразу Суслова вспоминаю.
Высокий, худой, с вечно недовольным лицом и проницательными темными глазами, Петров и впрямь чем-то неуловимо напоминал знаменитого советского идеолога.
— А ты его сам-то видел, Суслова-то? — ехидно поинтересовался Петров.
— Видел, не видел… не важно, но когда на тебя смотрю, его представляю. Ты прямо скажи: тебе шеф говорил, о чем разговор пойдет?
Петров пожал плечами:
— Скоро узнаем. Я слышал, есть предложение Конституционный суд с Верховным разделить…
— Это чье же такое предложение? — вскинулся Оленин. — У нас тут один любитель все разделить и поглотить потом. — Он бросил быстрый взгляд на Рудина. Газпром даже чуть не разделил, но суд ему точно не нужен. — Ты, Борисыч, похоже, сам воду мутишь. — Маленькие глазки Оленина смотрели зло и недоверчиво.
А ведь он боится, удовлетворенно подумал Петров, боится… Бойся, Коля, бойся, может, и до тебя руки дойдут. Но явно не сегодня. Пет ров недолюбливал Оленина. Невысокий, полненький Оленин, с простодушным лицом и честными детскими глазами пионера, в свое время обошел Петрова в борьбе за кресло вице-премьера. И хотя уже минуло немало лет с того времени и каждый из них продвинулся еще дальше в своем карьерном росте, Петров не мог простить Оленину свое поражение. До сих пор он иногда задавал сам себе вопрос — почему президент сделал именно такой выбор, но не мог найти на него ответ.
— Шеф идет, — промолвил, вставая, единственный из присутствующих не участвовавший в перепалке Тукай.
— Добрый вечер, друзья мои! — приветствовал собравшихся президент. — Ну что, господа министры-капиталисты, рад вас видеть, — президент улыбнулся, мгновенно окинув всех внимательным взглядом, — а то я тут за три дня уже заскучать успел. Петров, правда, не дает расслабиться, бумаги на подпись все время подкладывает. Я поражаюсь, когда их только сочинять успевают… Камин затопили? Ну и славненько! Коленька, капни мне коньячку самую малость для храбрости. Хочу с вами один вопросик обсудить щекотливый.
«Ему уже пятьдесят шесть, а он все Коленька, — Рудин презрительно взглянул на засуетившегося председателя суда, — а вопросик, судя по всему, весьма серьезный. Шеф из-за ерунды всех собирать не стал бы. Интересно, что президент задумал, он уже хоть и не молод, но сил и энергии на десяток сорокалетних хватит».
Президент сделал небольшой глоток коньяка, с явным удовольствием оглядел собравшихся и вымолвил:
— Итак, друзья мои, процитирую классика. Я устал. Я ухожу.
Воцарившуюся в зале тишину нарушало только негромкое потрескивание дров в камине. Собравшиеся соратники президента лишь переглядывались, пытаясь скрыть свои эмоции и понять настроение остальных.
— Сергеич, надеюсь, не в монастырь? — наконец разорвал молчание Рудин. — А то помню, Иван Грозный как-то в монастырь ушел и оттуда наблюдал, чего без него в государстве твориться будет.
— Нет, поближе, в Совет Федерации. Думаю, пожизненное сенаторство меня вполне устроит. О, Кириллову забыл позвать! Ну да ладно, она не обидится, пока обсудим все в узком кругу. Как, чего, когда, а главное — кто?
— А главное, зачем? — подался вперед до этого абсолютно невозмутимый Тукай. — Зачем, Сергеич? Куда уйдешь, какие сенаторы? Зачем нам в эти игры играть, чем мы хуже белорусов? Давно пора снимать эти ограничения на число сроков. Мы суверенное государство и сами решаем, кому сколько лет у власти быть. Чего на Европу коситься? Она этого не оценит. Они как завелись когда-то, так до сих пор половину санкций не сняли. Зачем нам эти рокировки?