— Может быть, мадам, вы не знаете, до какой крайности может дойти человек, если кто-то ограничит его страсть?
— Что вы имеете в виду?
— Я опасаюсь, что чувства мадемуазель де Франсийон настолько сильны, что она может согласиться бежать со мною!
Мари усмехнулась:
— Похищение? Как тогда, в Париже? Примите мои поздравления! Но, по-моему, вы забыли, что мы находимся на Мартинике и что в моих руках сосредоточена вся власть? Если вы рассчитываете таким образом уехать отсюда, то вы глубоко ошибаетесь! Но я совершенно спокойна, Луиза только выдумывает, что любит вас. Она, я повторяю, молода и вдобавок глупа. Достаточно раз взглянуть на нее, и вам сразу же станут видны все ее слабости. Чего она в итоге хочет? Она и сама вам ни за что не скажет. Вы появились в этом доме и оказались первым приличным мужчиной, который бывал в Горном замке. Случившегося оказалось достаточно для этого несмышленого ребенка, чтобы поверить в свою любовь. Именно поэтому она и бросилась в ваши объятия! Признайтесь, что вам надо было всего-то поманить ее пальцем, чтобы она тут же стала вашей любовницей?
Реджинальд пожал плечами и наклонил голову в знак высшего смирения.
— Я всегда подозревал, — ответил он, — что вам наговорили много лишнего об отношениях между мадемуазель де Франсийон и мною. И вот доказательства!
Он подошел близко к Мари и с волнением произнес:
— Возможно, теперь вы поймете те причины, которые заставили меня жениться на Луизе?
— Абсолютно не понимаю, но надеюсь, что вы мне их приведете!
Он начал болезненным тоном, голосом мученика, человека, которого никто не понимает и не может оценить величия его жертвы:
— Мадам, — произнес он, — я хотел бы, чтобы вы поняли одно: женитьбой на мадемуазель де Франсийон я хотел прекратить распространение сплетен. С самого первого дня я сразу понял, в чем дело. Я сказал себе, что, оставаясь в вашем доме, я всегда буду мишенью для досужих разговоров. Меня начнут обвинять в том, что я руковожу вашими поступками. И я вам уже говорил, что стоит вам принять меры не в угоду колонистам или издать приказ, затрагивающий их интересы, то обвинят не вас, а вашего советника, вашего серого кардинала, как меня уже кое-кто называет. Вдобавок ко всему, такой человек, как я, живущий в уединенном доме, среди женщин, непременно должен вызвать подозрения. Мари, вы красивы, вы — самая красивая женщина на Мартинике, и я могу вам сказать — только не обижайтесь, — что вы неплохо пожили в свое время. Оба мы подошли к такому возрасту, когда нас уже нельзя обвинять, как это до сих пор делают, что мы способны на глупости. Кроме этого, мадам, глубокий траур, который вы соблюдаете, и переживания, которые не оставляют вас до сих пор, ставят вас выше всяких обвинений и подозрений. Но я! Но Луиза! О нас, конечно, говорят! Те, кто пока не может меня открыто обвинить во вмешательстве в политику острова, пытаются в ваших же глазах сделать меня любовником мадемуазель де Франсийон!
Он остановился. Мари слушала его с глубоким вниманием. Она вынуждена была признать, что в его рассуждениях есть своя логика. Он был прав. Он был как раз таким человеком, который всем мешал, прежде всего таким амбициозным людям, как Мерри Рулз, который, кроме всего прочего, видел в Мобрее своего соперника.
Она глубоко вздохнула, как будто освободилась от огромной тяжести.
— И, видите ли, Мари, — продолжал он, — я совсем не удивлен, что майор использовал все средства, чтобы убедить вас в том, что Горный замок стал обыкновенным домом разврата. У него везде есть шпионы. Из самых незначительных фактов, которые те для него добывают, он делает настоящие истории с приключениями и распространяет их по всему острову! Нас стараются достать сразу со всех сторон: со стороны колонистов, отцов иезуитов и доминиканцев. На вас будут оказывать всякое мыслимое давление. Но если я женюсь на Луизе, все сразу придет в полный порядок! Больше уже никто и ничего не посмеет сказать!
Мари молчала. Она думала.
— Я понимаю, — добавил шевалье, — что в глазах большинства людей Луиза уже является моей любовницей. Пусть так! Я считаю, что это оскорбительно для нее, и Бог мне свидетель, что я готов проткнуть насквозь шпагой первого же, кто позволит при мне такую ложь в ее адрес! Но для вас так было бы лучше, Мари!
Она бросила на него быстрый взгляд и спросила:
— Отчего же?
— Да потому, — стал он горячо объяснять, — что подозревать можно всех: меня, Луизу, кого угодно другого, но не вас! Будет лучше, если скомпрометированы будем только мы с Луизой! А вы, Мари, учитывая ваши обязательства по отношению к будущему вашего сына, Жака, вы должны быть выше всего этого, вы должны оставаться чистой, без тени подозрения… И все это потому, что я люблю вас, Мари, люблю всем сердцем, и что помимо этого я испытываю к вам чувство глубокого уважения и привязанности и с удовольствием отдал бы за вас жизнь…