Майор снова поднялся и стал беспокойно ходить по комнате. Он старался не смотреть на Байярделя, но тот не спускал с него глаз. В нем пробуждалась вся его прежняя ненависть к этому человеку. Капитан вспомнил обстоятельства, при которых он сначала обезоружил его, а затем — спас. Он вспомнил также, как они вместе с Лефором защищали его от генерала дю Парке. Сейчас в его руках заключалась огромная власть, он уже был хозяином положения и, очевидно, собирался отомстить.
В какое-то время капитан заметил, что черты Рулза смягчились, и сразу же подумал, что дальше последует новое доказательство лицемерия. И правда, майор сильно сбавил тон:
— Я, безусловно, говорил о Высшем Совете. Капитан Байярдель, мне известны ваши заслуги перед Мартиникой и ваша личная отвага. Поэтому мне так трудно принять какое-то определенное решение. Меня могут упрекнуть в излишней мягкости…
Он замолчал, но все еще продолжал ходить, заложив руки за спину и наклонив голову.
— А пока, — продолжал он, — я прошу вас составить подробный отчет о событиях на Мари-Галант: о том, что произошло в Ансе-на-Гале, и о столкновении при Кей-де-Фере… Настоятельно прошу во всех деталях передать угрозы по отношению к Сен-Пьеру и ко мне лично, которые вы слышали от Лефора. Поскольку вы все равно мне об этом рассказали, то нельзя о них умалчивать: по крайней мере, это даст возможность членам Совета и населению разобраться во всем…
— Я напишу отчет, — сжав кулаки, сказал Байярдель.
— Надеюсь. Имейте в виду, что капитан Эстеф тоже напишет такой же документ; с Шамсенея я потребую того же… Для вас бесполезно представлять события в другом виде, даже если это, по вашему мнению, будет вам на руку, поскольку советникам нужна только полная ясность и абсолютная истина.
— Не думаете ли вы, майор, — ответил Байярдель, с трудом стараясь не перейти на крик, — что такой человек, как я, который не раз смотрел смерти в лицо, дрогнет перед сборищем политиков? Когда я вам говорю о политике, то это для того, чтобы вы поняли: я не строю себе иллюзий. Не моя вина — если тут есть какая-то вина, — что меня будут судить; меня просто волнует то, как некоторые политики истолкуют предпринятые мной действия. А если они сочтут, что я виновен? Тем хуже! Самое главное, майор, и вы, даст Бог, когда-нибудь узнаете — это жить в мире с собственной совестью! Я всегда следовал голосу чести, сражался за короля и свою страну. Если я и ошибался, то по чистому недосмотру, но предателем я никогда не был. Когда меня отправят в тюрьму и даже на виселицу, я буду знать, что это сделано в чьих-то личных интересах. Прекрасно! — воскликнул он, повысив голос, потому что заметил, что майор жестами выражал неодобрение. — Прекрасно! Я говорю о личных интересах и хочу сказать, что такая политика вызывает у меня отвращение. Неужели вы думаете, что человек, который насквозь прокалился под лучами нашего жаркого солнца, не представляет себе, что за грязная борьба за власть невидимо происходит ежедневно на этом острове? Неужели вы думаете, что я не вижу, как тысячи амбиций сплетаются вокруг должности лейтенанта при генеральше дю Парке? Не надо мне про это рассказывать! И поскольку мы сейчас с вами наедине, то позвольте мне добавить, что я уже давно понял, кто и как затевает здесь всевозможные заговоры! Боже мой, да вернись генерал хотя бы на час на остров, то многие, кто бывает в форте, стали бы смертельно бояться призраков! А пока я вам скажу одно, майор: не важно, признают ли меня правым или виноватым, — у меня совесть чиста, но вы берегитесь! Слышите? Как говорит Лефор, на всем острове не хватит леса на строительство виселиц, чтобы перевешать на них всех преступников!
Широким жестом Байярдель снял свою шляпу с перьями и направился к двери, не дожидаясь ответа майора. А тот все это время, пока говорил Байярдель, не произнес ни слова. Его лицо страшно побледнело. Несколько раз он пытался выхватить из ножен свою парадную шпагу с золотой рукояткой, которая висела у него на поясе, но каждый раз во время вспоминал, что капитан Байярдель считался лучшим на острове дуэлянтом с тех пор, как Лефор стал флибустьером. Его трясло, и он, не задумываясь, воспользовался бы пистолетом и таким образом разделался с этим наглецом, который забыл, что имеет дело с майором острова, но в то же время Рулз помнил, что однажды был вынужден отдать ему свою шпагу!
Байярделю понадобилось всего три шага, чтобы дойти до двери, и он уже взялся за ручку, но в это время раздался голос майора: