Он положил безделушку на место, поднял бровь, словно желая выбросить из головы какую-то важную мысль, и снова обратился к девушке:
— У нас еще будет достаточно времени, дорогая моя, для того, чтобы принять какое-нибудь решение и подумать над тем, какой образ жизни вести. Ведь только что произошло трагическое событие, мешающее нам видеть вещи в их настоящем свете, потому что наше волнение мешает нам трезво размышлять. Я пришел к вам, чтобы справиться, что вы намерены делать сегодня вечером.
— Я буду дежурить у постели покойного.
— Я вас хорошо понимаю, моя дорогая Луиза. И я тоже. Я виделся с Мари. Мы договорились с ней, что она пробудет там до полуночи, затем вы смените ее, а потом я сменю вас. Однако я хотел вас спросить, что вы намеревались делать, когда я вошел к вам?
— Я хотела поесть немного фруктов, чтобы немного подкрепиться. Эта смерть выбила меня из колеи, — призналась она, — я устала от детей, которые ничего не понимают и стали просто невыносимы. Они совсем не слушаются меня и делают все мне назло.
— Тогда, дорогая моя, мы поедим фруктов вместе. Идемте, надо поторопиться. Нельзя заставлять Сефизу долго ждать.
Он взял подсвечник, подошел к двери и открыл ее. Луиза пошла в детскую, находящуюся рядом с ее комнатой, чтобы убедиться еще раз, что они спят. Мобрей взглянул на постель и нашел, что комната была очень уютной и еще более интимной после того, как он задул три свечи. Мобрей поставил подсвечник, хлопнул в ладоши, чтобы поторопить Жюли, которая тут же прибежала.
— Жюли, — сказал он, — прикажите приготовить для мадмуазель и для меня что-нибудь перекусить. Мы не голодны, но нам нужно приготовиться к ночному бдению. Принесите побольше фруктов.
— Хорошо, я скажу Сефизе, чтобы она принесла вам корзину фруктов.
— Апельсинов, бананов, ананасов и что-нибудь еще, — сказал Мобрей.
На подносе он увидел бутылку французского вина и несколько рюмок. Он налил немного и залпом выпил. Это взбодрило его. А в это время Луиза раскладывала вещи по местам в своей обычной бесшумной манере, словно ей хотелось всегда быть незаметной. Она наводила порядок на креслах, сдвинутых членами Высшего Совета и посетителями, которые приходили попрощаться с прахом генерала.
Мобрей не смотрел в ее сторону. Он размышлял. Он говорил себе, что эта малышка Луиза была все же по-своему привлекательной, несмотря на какую-то безликость, на то, что она не играла особой роли в этом доме, но, как он говорил себе уже не раз, в ее жилах был снег, готовый вот-вот растаять и даже закипеть.
Во всяком случае, он думал, что время проведет неплохо. Жаль, что она так быстро воспылала к нему, это смущало его, потому что ему нравилось недолго проводить время с одной и той же женщиной, ибо эти короткие встречи каждый раз резко возбуждали его своей неожиданностью. Случалось, что они и вовсе не имели продолжения.
Но он также думал и о Мари. Мари привлекала его сильнее, чем другие женщины, и была его самым главным козырем в игре.
Ему нравилось, что она сначала сопротивлялась, потом неожиданно уступила ему. Ее сопротивление придавало этому особую остроту, возбуждало желание. Ему надо было любовью держать ее в своих руках, чтобы делать в дальнейшем все, что ему хотелось, и чтобы она сделала для него то, что он потребует от Мари.
Однако едва ли Мари согласится на то, чтобы у нее была соперница в лице ее кузины.
Он понимал, что удержать при себе и Мари, и Луизу потребует от него настоящего искусства. Вероятно, это будет сделать трудно, тем более, что была еще и Жюли. А Мобрей знал, что однажды ему захочется побаловаться со служанкой на глазах Мари и Луизы. Понимая всю опасность ситуации, он не смог бы устоять перед этим желанием.
Он улыбнулся. В конце концов, может, ему и удастся провернуть это дело, ведь он был блестящим дипломатом. Ложь для того и существует, чтобы служить влюбленным, а порой их самым грязным и даже мрачным намерениям.
Он улыбнулся еще шире, потому что открыл для себя, что заставит Мари и Луизу терпеть его благосклонность то к одной, то к другой, а его влияние на них от этого еще больше усилится. А для этого ему было необходимо как можно быстрее и с еще большей ловкостью сделать так, чтобы Мари полюбила его еще сильнее, такой любовью, которая позволила бы победить ее даже в самые трудные минуты.