– А дальше?
– Другие купцы. У одного, я помню, фамилия тоже простая, часто встречается, ну как – Иванов. Не помню. А у другого – Кумов, что ли? Алька, у меня плохая память на фамилии.
– А у меня на даты, – радостно объявила я.
– Значит, мы друг друга нашли, подсказывать друг другу будем. У этой усадьбы много приключений в жизни было. Журавлев ее хотел перестроить, потом пожар был, и перестраивать ее на самом деле пришлось, потом война с Наполеоном была, усадьбу опять восстанавливали. Как раз этот Иванов… Нет, Васильев… Потом Васильев часть усадьбы продал… Кумову… или Куманину…
Варварка огорченно замолчала: нет больше Ирены, некого спросить, переспросить…
– А в девятнадцатом веке этой усадьбой… опять какая-то птица…Грачев владел, купец. Он родом из крепостных, стал очень богатым, у него было свое производство в Иванове. Потом начался двадцатый век, и Грачев продал часть своих владений, кажется… Дурилину. Я запомнила, потому что фамилия смешная. Дурилин построил еще одно здание, доходный дом, он прямо на Большую «К» выходит, в нем – четыре этажа. Мы этот дом с тобой каждый день видим, когда мимо идем. Ну, по крайней мере, я вижу, а ты, как всегда, ворон считаешь. Усадьбу Дурилин перестроил и отдал в аренду под гимназию. Получилась гимназия Косицына. Педагог такой был. Гимназия была в усадьбе до революции. А после революции вместо гимназии здесь открыли школу. И только потом, в тридцатые годы, построили новую школу в дворовом саду. Во время войны в ней был госпиталь для раненых. А теперь здесь учимся мы. Ладно, я устала про купцов вспоминать. Пошли лучше к моим бабушкам. Ты пирожки будешь?
Лично я никогда от пирожков не отказываюсь. Особенно от бабушкиных. А у Варварки – бабушек две. Так что на меня тоже хватит пирожков. Одна бабушка у Варварки родная, а для другой она – внучатая племянница. И живут они в доме рядом. Серый дом, большой. Во дворе – памятник одной известной поэтессе. Там ее памятник живет, потому что она там жила. Вот видите, я тоже кое-что знаю про свой район. Если рядом каждый день ходить, поневоле что-то узнаешь.
Мы вошли с Варваркой в подъезд. В таких домах – лифт снаружи дома едет. Но это не прозрачный лифт, как в современных домах. Ты ничего особенного видеть не можешь, только знаешь, что висишь в воздухе.
Поднялись мы в лифте на пятый этаж. Варварка позвонила в дверь. Ее бабушка идет к двери долго. Конечно, ей уже много лет, и к тому же видели бы вы, какой у них дома коридор! По нему можно на велосипеде кататься. Туда-сюда. Мимо прялки и пианино. У нас такое же пианино – черное, немецкое. Трофейное. Мне в детстве всегда казалось, что пианино – рыба-кит с безукоризненно ровными и большими зубами. Зубы не белые, а цвета слоновой кости. Жалко, я не учусь на пианино играть, а ведь мы с рыбой-китом подружились, я даже песни на нем сочиняла, с простейшим мотивом. Та-да-да-да…
У меня дома тоже был длинный коридор, хотя и не такой, как у Варварки. Потом родители объединили кухню и комнату, и коридор стал короче. А квартира Варварки напоминает мне динозавра, бронтозавра с маленькой головой, длинной шеей и мощным хвостом. Варварка живет с двумя своими бабушками в большой квартире, где место встречи – не гостиная, а тот самый коридор. Еще можно ютиться в двухметровой кухне, здесь как раз есть где повернуться лицом к окну. Или – спиной к окну, а лицом – к плите.
Окна у Варварки большие и смотрят на крыши невысоких домов кругом. Мы любим включить чайник, поставить рядом глубокую тарелку с пирожками и смотреть на крыши. Чувствуешь себя не то Малышом, не то – Карлсоном. Детская книжка, говорите? Скажите честно, неужели никогда ее не перечитывали?
– Ты мне что-нибудь сыграешь? – это я Варварке.
Варварка, в отличие от меня, может даже Шопена сыграть. Но на этот раз она была не в настроении. А я так люблю, когда у нее из-под пальцев начинает литься какая-нибудь мелодия. Душа моя в этот момент поет и Шопену подпевает. У Варварки с музыкальной школой что-то там не складывается. Вернее, с учительницей. Гармония не складывается.
Видит Варварка музыку по-другому. Каждый в музыке видит свое. Когда я слушаю Шопена, то вижу белого лебедя.
А мой папа любит музыку к балету «Спартак». Это Хачатурян. И когда я эту музыку слушаю, то представляю… Волгу. Чем дольше слушаю, тем вижу Волгу все дальше и дальше. Когда я впервые увидела Волгу, в городе Калязин, мне она показалась огромной: широкой и глубокой. Папа тогда сказал: «Разве здесь она широкая и глубокая? Ты не видела Волгу дальше». Теперь я знаю, как можно увидеть ее «дальше».