На вопрос, почему душа в сновидении искажает природу объективного чувственного раздражения, пытались ответить Штрюмпель (Strümpell, 1877) и Вундт (Wundt, 1874). Они считают, что при наличии таких вторгающихся во сне раздражителей она находится в условиях формирования иллюзий. Чувственное впечатление нами распознается и правильно интерпретируется, то есть относится к группе воспоминаний, к которой оно принадлежит в соответствии со всем предшествующим опытом, если впечатление является сильным, ярким, достаточно устойчивым и если мы располагаем необходимым временем для его осмысления. Если эти условия не выполняются, то мы искажаем объект, от которого исходит впечатление; на его основе мы выстраиваем иллюзию. «Когда кто-нибудь гуляет по широкому полю и не совсем отчетливо видит вдали какой-то предмет, может случиться так, что сначала он примет его за лошадь». Немного приблизившись, он может подумать, что это лежащая корова, и, наконец, подойдя еще ближе, четко увидит, что это группа сидящих людей. Столь же неопределенны и впечатления, получаемые душой во сне от внешних раздражителей; на их основе она образует иллюзии, пробуждая благодаря впечатлению большее или меньшее число образов воспоминаний, благодаря которым впечатление получает свою психическую ценность. Из каких воспринимаемых областей памяти вызываются соответствующие образы и какие из ассоциативных отношений вступают при этом в силу – это, по мнению Штрюмпеля, установить невозможно и зависит, так сказать, от произвола душевной жизни.
Мы оказываемся здесь перед выбором. Мы можем согласиться, что закономерность в образовании сновидений действительно невозможно проследить далее, и вместе с тем должны будем отказаться от вопроса, не подлежит ли толкование иллюзии, вызванной чувственным впечатлением, еще и другим условиям. Или мы можем предположить, что объективное чувственное раздражение, вторгающееся во сне, играет в качестве источника сновидений лишь скромную роль и что подбор образов воспоминаний, вызывающих пробуждение, обусловливают другие моменты. И действительно, если проанализировать экспериментально вызванные сновидения Маури, которые с этой целью я и привел здесь столь подробно, то появится искушение заявить, что произведенный опыт, собственно говоря, разъясняет происхождение лишь одного элемента сновидения. Все остальное его содержание кажется скорее слишком самостоятельным, слишком индивидуально обусловленным, чтобы его можно было объяснить заявлением, что оно должно соотноситься с экспериментально введенным элементом. Более того, начинаешь сомневаться даже в теории иллюзии и в способности объективного впечатления создавать сновидение, когда узнаешь, что это впечатление иногда подвергается в сновидении самому причудливому и странному истолкованию. Так, например, Симон (Simon, 1888) рассказывает об одном сновидении, в котором он видел сидевших за столом великанов и отчетливо слышал страшный стук, производимый их челюстями при жевании. Проснувшись, он услышал стук копыт лошади под его окнами. Если здесь шум лошадиных копыт вызвал представления, связанные с воспоминаниями о «Путешествиях Гулливера», пребывании у великанов Бробдиньягов и у добродетельных похожих на лошадей существ, – как, например, я мог бы это истолковать безо всякой поддержки со стороны автора, – то неужели выбору столь необычайных для этого раздражителя воспоминаний не содействовали, кроме того, и другие мотивы?[17]
2) Внутреннее (субъективное) раздражение органов чувств
Вопреки всем возражениям необходимо признать, что роль объективного возбуждения органов чувств во время сна как источников сновидений является очевидной, и если эти раздражители по своей природе и частоте, возможно, кажутся недостаточными для того, чтобы объяснить все образы сновидения, то, следовательно, нужно искать другие, но аналогично им действующие источники сновидений. Я не знаю, у кого впервые возникла мысль наряду с внешними чувственными раздражениями учитывать также внутреннее (субъективное) возбуждение органов чувств; однако является фактом, что это в той или иной степени явно делается во всех последних исследованиях этиологии сновидений. «Существенную роль, – утверждает Вундт (Wundt, 1874, 657), – в иллюзиях сновидений играют субъективные зрительные и слуховые ощущения, знакомые нам в бодрствующем состоянии в виде светового хаоса в темном поле зрения, шума и звона в ушах и т. д., а среди них особенно субъективные возбуждения сетчатой оболочки. Этим и объясняется удивительная склонность сновидения словно силой волшебства вызывать перед взглядом спящего многочисленные сходные или полностью согласующиеся объекты. Мы видим перед собой бесчисленных птиц, бабочек, рыб, пестрые камни, цветы и т. п. При этом световая пыль темного поля зрения принимает фантастические формы, а многочисленные световые точки, из которых она состоит, воплощаются сновидением в столь же многочисленные отдельные образы, которые вследствие подвижности светового хаоса воспринимаются как движущиеся предметы. Этим, пожалуй, объясняется также явная склонность сновидения к самым разнообразным образам животных, богатство форм которых легко сочетается с особой формой субъективных световых образов»».
17