1975
“Когда болезненной душой устану…”
1975
ВРЕМЯРазве не при мне кричал Исайя,Что повергнут в гноище завет?Не при мне ль, ахейцев потрясая,Сказывал стихи слепой аэд?Мы, от люльки двигаясь к могиле,Думаем, что движется оно,Но, живущие и те, кто жили, —Все мы рядом. То, что есть Давно,Что Сейчас и Завтра именуем, —Не определяет ничего.Смерть есть то, чего мы не минуем.Время — то, что в памяти мертво.И тому не раз я удивлялся,Как Ничто мы делим на года;Ангел в Апокалипсисе клялся,Что исчезнет время навсегда.
1975
“Господин Весенний Ветер…”
1976
ИЗ ТЕТРАДИНо только тот, кто мыслью был наставлен,Кто был рукоположен красотой,Чей стих, хотя и на бумаге правлен,Был переписан из тетради той,Где нет бумаги, букв и где страницыНезримы, хоть вещественней кремня, —Увидел неожиданно зеницы,Исторгшие на землю столп огня.
1976
КРИК ЧАЕКСемейство разъевшихся чаекШумит на морском берегу.От выкриков тех попрошаекПрийти я в себя не могу.Мне вспомнилось: мы хоронилиЖену сослуживца. КогдаЕе закопали в могиле,Был вечер, а мы и бедаВступили в автобус последний,И тут, как проказа, возникИз воплей, проклятий, и сплетни,И ругани смешанный крик.То стая кладбищенских нищих,Хмельных стариков и старух,Кривых, одноногих, изгнивших,Блудила и думала вслух…Земля, человечья стоянка,Открыла ты нам, каковаИзгаженной жизни изнанка,Где Слово сменили слова.Во тьме остановки конечнойУже различаем, какойВращается двигатель вечный,А движет им вечный покой.
1976
“Когда в слова я буквы складывал…”
1976
НОВАЯ ЖИЗНЬНовую жизнь я начну с понедельника,Сброшу поклажу ненужных забот,Тайная вечеря зимнего ельникаК делу и жертве меня призовет.Все, что душа так испуганно прятала, —Тихо откроет, по-детски проста,Первосвященника и прокуратораНе убоюсь — ни суда, ни креста.Землю постигну я несовершеннуюИ, искупляющей силой влеком,Следом за нею на гибель блаженнуюВ белом хитоне пойду босиком.
1977
“Заснуть и не проснуться…”
1977
КОНЬНаросло на перьях мясо,Меньше скрытого тепла,Изменилась у ПегасаГеометрия крыла.Но пышна, как прежде, грива,И остер, как прежде, взгляд,И четыре крупных взрываПод копытами дымят.Он летит в пространстве жгучем,В бездну сбросив седока,И разорванным созвучьемПовисают облака.
1977
“Доболеть, одолеть странный страх…”
1977
МГНОВЕНЬЕПустившись вечером в дорогу,Меж темных скал увидел небаЯ головокружительный кусок.Как будто идолищу-богу,Молились горному отрогуИ разжигали звезды алтари.Младенческое было что-тоВ сверкании вечерней бездны,И мир мне показался так высок,Что с плеч моих сошла забота,Я стал пригоден для полета,Как тот, что сообщил благую весть.Нездешнего прикосновеньеОжгло меня, и уходилоОно безмолвно, как песок в песок,Но я запомнил то мгновенье,Как помнят боль и откровеньеИ милую отцовскую ладонь.
1977
НА ТОКУНа току — молотильщик у горной реки,Остывает от зноя долина.”Молотите, быки, молотите, быки!” —Ударяя, свистит хворостина.И молотят снопы два усталых быка,Равнодушно шагая по кругу,Пролетают года и проходят века,Свой напев доверяя друг другу.”Молотите, быки, молотите, быки!” —Так мой праотец пел возле Нила.Время старые царства втоптало в пески,Только этот напев сохранило.Изменилась одежда и говор толпы, —Не меняется время-могильщик,И все те же быки те же топчут снопы,И поет на току молотильщик.
1977
ГОРОД ХВОЙНЫХЯ иду навстречу соснамТихой улицей в лесу.За сараем сенокоснымДень разлил свою росу.Перебежчик-кот мурлычетОбо всем и ни о чем.Город хвойных здесь граничитС человеческим жильем.За единственное яствоВ простоте благодаря,Здесь, в лесу, не хочет пастваПастыря и алтаря.Я вступаю в город хвоиКак изгой, инаковер,Одолев свое былоеИ языковой барьер.Кто же станет придираться,Попрекая чужака,Если сможет затерятьсяВ вавилонах сосняка?
1977
НОЧЬЮВысотные скворечникиПоражены безмолвьем;Плеяды-семисвечникиЗажглись над их становьем;И кажется: чуть-чуть привстань,И ты коснешься светаЛуны, пленительной, как ланьНа бархате завета.О ясность одиночества,Когда и сам яснеешь,Когда молиться хочется,Но говорить не смеешь!Ты царь, но в рубище одет,И ты лишился власти,И нет венца, и царства нет,А только счастье, счастье!
1977
“Ты мысль о мысли или скорбь о скорби?..”
1977
ПУТЬ К ХРАМУСреди пути сухогоК пристанищу боговЗадумалась короваВ тени своих рогов.Она смотрела грустноНа купол вдалекеИ туловище грузноПокоила в песке.Далекий дым кадильниц,И отсвет рыжины,И томность глаз-чернильницВдруг стали мне нужны.По морю-океануВернусь я в город свой,Когда я богом стануС коровьей головой.Там, где железный скрежет,Где жар и блеск огня,Я знаю, не прирежутИ не сожгут меня.Тогда-то я в коровникВступлю, посол небес,Верней сказать, толковникТаинственных словес.Шепну я втихомолку,Что мы — в одной семье,Что я наперсник волкуИ духовник змее.
1977
ГАНЕШАВ роговых очках и в красной тоге,Жрец пред алтарем огонь зажегИ повел рассказ, и босоногийСлушает паломников кружок:”Он сказал: “Любить мы не принудим,Но любви посеем семена”, —И учеников отправил к людям,А к животным — доброго слона.Слон увидел тигра у запруды,Хрипло раздирающего лань,И открыл он тигру сердце Будды:”Пробудись, — промолвил, — и воспрянь”.Проходя по странам терпеливо,Слон поднялся к скалам снеговым,Где, с женою на коленях, ШиваНаблюдал за мальчиком своим.У того была забава злая:Голубей хватал он и душил.Задыхались птицы, округляяКрасный глаз, в котором ужас жил.Грозный бог, разгневан душегубцем,В смерть преобратившим озорство,Размахнулся в ярости трезубцем,Обезглавил сына своего.”Что ты сделал с сыном, с нашим сыном!” —Затряслась, заплакала жена.Шива взглядом посмотрел повиннымИ увидел доброго слона.И слона он тоже обезглавилТем ножом, что молнии быстрей,К туловищу сына он приставилГолову апостола зверей.Так возник Ганеша, светоч новый,Пламенем насытивший слова,Сей двуногий и слоноголовый,С разумом и болью божества.”Сонное, мгновенное виденьеВсе, что с вами на земле творим.Хватит спать! Пускай наступит бденье!Пробудитесь!” — говорят живым.Говорит он, предан доброй вере,Пробуждая спящих ото сна,Ибо люди любят, как и звери:И страшна любовь, и непрочна”.
1978
В ХРАМЕ БОГИНИ КАЛИЗдравствуй, Кали, жестокая матерь!По забрызганным кровью камням,Не молельщик, не жрец, не взыматель,Я вхожу в твой мучительный храм.Только что я, козленок, заколот,Но гляжу в удивленье немом:Прежней жизни покинувший холод,Запредельным я греюсь теплом.Вот раскачиваюсь пред пришельцемИз полуночного далекаЯ — старушечка с высохшим тельцем,И рукой — коготком голубка.На земле, заболевшей проказой,В смеси чада и влаги, стою,Весь в грязи, пред тобою, трехглазой,Но ты видишь ли душу мою?Погаси во мне память преданья,С разумением связь разорви,Дай не белую боль состраданья,Дай мне черные слезы любви!