1984
Здесь холмик перерезан
Подрубленным стволом.
Ручей пропах железом,
Как человек — теплом.
Как полотенце, мокнет
Шоссе, прибита пыль,
Вот-вот в ветвях зацокнет
Соловушка-бобыль.
Не каждому приятен
Сей беспредельный лес,
Да и не всем понятен
Его удельный вес.
Здесь и трава, и всхолмье,
И дикий блеск воды, —
Не темное бездомье,
А свет всея звезды.
А если глубже вникнуть,
То в прели и в грязи
Здесь может свет возникнуть
Всея моей Руси.
1984
* * *
Коровье дремлет стадо
На травке луговой,
Один бычок безрогий
Мотает головой,
И от реки прохлада
Струится вдоль низин
Проселочной дорогой,
Где царствует бензин.
Как телка, неподвижен
Железный ржавый лом.
Гараж и мастерские
Рождают мнимый гром.
К животным он приближен,
Но не пугает их,
Хоть голоса людские
Грубее луговых.
Я вспомнил, что когда-то
Я тоже был бычком
И на траву, безрогий,
Ложился я ничком.
Громов и их раската
Понять хотел я суть,
Вникая в гул тревоги
И не страшась ничуть.
1984
Есть двуединство: народ и религия,
И потому что они сочетались,
Правды взыскуя, отвергну вериги я
И не надену ни рясу, ни талес.
Нам в иероглифах внятна глаголица.
Каждый зачат в целомудренном лоне.
Каждый пусть Богу по-своему молится:
Так Он во гневе судил в Вавилоне.
В Польше по-польски цветет католичество,
В Индии боги и ныне живые.
Русь воссияла, низвергнув язычество,
Ждет еще с верой слиянья Россия.
Кто мы? Жнецы перед новыми жатвами,
Путники в самом начале дороги.
Будем в мечети молчать с бодисатвами
И о Христе вспоминать в синагоге.
1984
"Есть ли жизнь в гончарной мастерской…"
* * *
Есть ли жизнь в гончарной мастерской,
Там, где глиняные существа
Обладают внешностью людской,
Легкой забавляются строкой,
Говорят ненужные слова.
Но от них я славы не хотел
(И быть может, в этом мой порок),
Я мечтал избрать другой удел, —
Стать душою для бездушных тел
С помощью скрепленных рифмой строк.
А строка моя произошла
От союза боли и любви,
Чтоб войти в бездушные тела,
Чтобы чудно глина ожила
От союза боли и любви.
1984
В нищей хате, в Назарете…
Сологуб
Женщины в синих рубашках стоят у колодца.
Светится скупо внизу Назарет.
Вечер сухою и колкой прохладою льется.
Но кое-где еще глиняный город нагрет.
Женщина с полным кувшином спускается к хате.
Плотник ячменные хлебы испек.
Уголь истлел в очаге, а над люлькой дитяти
Через открытые двери сгустился восток.
Было б неплохо купить для светильника масло, —
Где там: гроша не найдут бедняки.
Но, чтоб младенец без страха заснул, чтоб не гасла
Нищая хата, слетелись в нее светляки.
1985
"Вот и новый день глаза смыкает…"
* * *
Вот и новый день глаза смыкает,
И его одела пелена,
Но в душе моей не умолкает
Негодующая тишина.
Немоты надменная основа,
Ты прочнее, чем словесный хруст,
Но как трудно, стыдно прятать слово,
Вырваться готовое из уст.
1985
Когда я сам с собою говорю,
А говорю я о своей печали,
Как хочется, чтоб на часок Пти-Крю,
Колдунью-собачонку мне прислали.
Чтоб разогнал ее целебный лай
Тоску и страхи, а у них под спудом
Я обнаружил бы волшебный край,
В моей душе открывшийся мне чудом.
Как странник, долго шедший по местам
Глухим и диким, но приют нашедший,
Я землю обрабатывал бы там,
Пустыню превратил бы в сад расцветший.
Переселенец, жил бы в шалаше,
В тиши, в трудах, в усталости желанной,
И в собственной скончался бы душе
Для вечной жизни, ей обетованной.