Достопочтенный господин министр, вы, может быть, помните одно место из откровения Святого Иоанна Богослова? С вашего позволения я процитирую: «Горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями, и драгоценным жемчугом, ибо в один час погибло такое богатство! И все кормчие, и все плывущие на кораблях, и все корабельщики, и все торгующие на море стали вдали, видя дым от пожара его, возопили, говоря: какой город подобен городу великому! И посыпали пеплом головы свои, и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море, ибо опустел в один час» …
Воистину, как будто Иоанн писал это свое Откровение с завтрашних лиссабонских страстей… Огонь, разведенный с утра на кухнях и в молельных домах и вырвавшийся благодаря землетрясению на свободу из печей и лампад, в течение каких-то трех часов охватит большую часть города. Распространению пожаров также будут способствовать и нечистые на руку подонки вашего города, которые постараются воспользоваться завтрашним великим несчастьем для собственной наживы. И то, что уцелело в камнепаде землетрясения, сгорит в пламени пожара, который в течение нескольких дней безжалостно, словно голодный лев, пожрет последние останки вашей, еще сегодня такой блистательной столицы. Вот, что за невиданный человечеством Армагеддон ожидает вас и ваших сограждан.
Гость протянул руку к бокалу, теперь уже полному чистой воды и с наслаждением опрокинул его вверх дном, выпивая все до последней капли. На прогретой солнцем бескрайней террасе наступила такая тишина, что было слышно, как где-то вдали в деревушке ревет мул. С другой стороны от палаццо слышны были еще редкие крики чаек, парящих между линией моря и, полностью слившейся с ним сегодня на горизонте, безгрешной лазурью неба.
Министр сидел в той же позе, но его взор теперь был обращен не на незнакомца, словам которого после его фокуса c зеркалом, показывающим прошлое он теперь верил безоговорочно, а внутрь себя. Де Мело тщательно обдумывал две вещи. Первую: является ли на самом деле этот невероятный незнакомец посланником Господа, как он утверждает и нет ли тут хитрой дьявольской ловушки, попав в которую он должен будет отдать рогатому свою бессмертную душу (в том, что для слуг преисподней его душа имеет ценность благородный министр и примерный христианин не сомневался ни секунды). Однако, пораскинув умом как следует, он все-же решил, что риска нет. Если завтра произойдет так, как уверяет его сейчас незнакомец, то он, Мело, сделает все, что в его силах для спасения остатков города и выживших, а незнакомец получит право требовать для себя любую награду. Ну а если нет… если нет, то незнакомец заплатит самую дорогую цену, какую только может заплатить смертный человек за их сегодняшний обед. Надо лишь под любым предлогом оставить его во дворце до завтра. А если он не пожелает, так значит маркиз оставит незнакомца у себя в гостях против его воли. Aut non tentaris, aut perfice*.
Решив для себя первый вопрос, де Мело тотчас же задумался о втором, гораздо более важном. Если все, о чем ему только что рассказал незнакомец, правда, нельзя ли тогда каким-нибудь образом уменьшить столь ужасные последствия надвигающейся катастрофы? Сколько сейчас? О-о, да уже без четверти пять! Уже более двух часов назад они закончили обед, а ему казалось, что прошло около получаса. Перед мысленным взором деятельного министра мгновенно промелькнул колокол, сзывающий горожан на центральную площадь Лиссабона, солдаты, оцепляющие хлебные склады и создающие коридор для безопасного выхода жителей из города и многие другие масштабные картины…
Но для всех этих мероприятий, конечно, нужно было получить вначале формальное разрешение Жозе I, юного и не очень дальновидного короля. М-да. С этим могут возникнуть серьезные трудности. Де Мело живо представил, как, уговорив незнакомца сейчас отдохнуть и отправив с конвоем в гостевые покои (с приказанием не выпускать незнакомца из них до его приезда) он, спустя сорок минут уже вбегал бы в приемную короля.
Короля, разумеется, нет на месте, откуда ему знать, что кучер министра только что в кровь исхлестал спины андалусийских жеребцов-трехлеток, чтобы де Мело за сорок минут преодолел путь в три лье от своего палаццо до дворца монарха? Ниоткуда. А значит, еще минимум час пройдет от того момента, как он переступит порог дворца до того, как он сможет увидеть монарха. Далее, сам разговор. Разумеется, в глазах короля и всех придворных рассказ де Мело о его беседе с незнакомцем и все пророчества последнего относительно завтрашних страшных событий будут выглядеть чистым умопомешательством. Возможно, ему все же удастся убедить их в реальности завтрашней угрозы, так что же? Солнце уже сядет, а поднимать в ружье гарнизон ночью, равно как и пытаться в темноте объяснить перепуганным людям, что они сейчас должны покинуть свои дома и идти прочь из города, потому что якобы завтра тут будет землетрясение… нет, это решительно неосуществимо! Да и будем же реалистами, еще в королевском дворце меня поднимут на смех, какой там гарнизон! Жозе, ухмыляясь вместе со своей свитой, вежливо предложит мне отдохнуть от переутомления во дворце, точно так же, как он сейчас предложит это незнакомцу, а его шуты-молокососы будут соревноваться в остроумии, какое именно средство сможет излечить меня этой ночью. Вот чем закончится эта поездка. Святая Дева, что же делать? Что сейчас ему делать? И министр беспомощно обратил свой взор на незнакомца, который уже давно наслаждался закатными фациальными ваннами. И, наверное, догадывался о том сумбуре мыслей, наводнивших голову расстроенного премьер-министра, потому, что как только взгляд де Мело встретился со взглядом незнакомца, тот моментально продолжил: