Объявления. На столбах, на водоразборных колонках, на штукатуренных стенах домов. Пропала кошка. Нашедшего просим вернуть за вознаграждение. Не вернулась домой собака, порода эрдельтерьер. Помогите найти. Ушла и не вернулась овчарка, кличка Батька, нашедшего просьба позвонить. Много объявлений, слишком много. Может, они и раньше были, да я их не замечал.
Я почти уверен. Почти уверен, что это она. Но только почти. «Почти» мало для того, чтобы начать действовать.
Мы шагали дальше.
На улицах совсем нет кошек. Раньше этих мерзких тварюг было полным-полно. А теперь их нет. Кошки ушли. Куда-то исчезли. Разом, будто сговорились. Крыс тоже нет. Говорят, что крысы не боятся даже ядерного оружия, а вот сейчас куда-то пропали. Бывало, все канализационные колодцы так и кишели серыми, они копошились там, занимались какими-то своими крысиными делами. И все, тоже нет, крысы тоже ушли. А крысы уходят только тогда, когда корабль собирается пойти ко дну.
Собаки еще остались. Но это были какие-то смирные собаки, как будто пришибленные. Словно в город пришла чума, и все: и собаки, и кошки, и крысы, и даже птицы – почувствовали ее тяжелые шаги.
– Ты чего такой мрачный? – Ли остановилась и посмотрела мне в глаза. – Чего невеселый? Будем мороженое есть! Па денег отсыпал.
Я был невесел. Я тоже слышал шаги чумы по улицам.
Глава VIII
К вопросу о пропавших без вести
Я снова смотрел телевизор. Теперь я много смотрел телевизор, гораздо больше, чем можно. От этого у меня болели и слезились глаза. Но я все равно смотрел. Телевизор был моим единственным развлечением. И еще газеты, которые приносил Белобрысый.
– Больше всех отличился житель Подмосковья, – рассказывал ведущий. – Ему показалось, что его доберман-пинчер по кличке Малыш посмотрел на него «как-то не так». После чего разгневанный хозяин забил своего питомца сковородкой. Избиение продолжалось до тех пор, пока соседи не вызвали милицию. Впрочем, когда прибыли стражи порядка, Малыш уже умер от многочисленных переломов черепа. В свете так называемого «Пригородного инцидента» милиция не стала арестовывать правонарушителя, ограничившись устным внушением…
Тема вошла в моду. Но это ненадолго. Скоро журналисты переключатся на что-нибудь другое, так всегда бывает.
Тогда я сразу же отыскал нужный мне дом. Его было трудно не узнать – возле него дежурила милицейская машина, а еще две машины, но только не милицейские, а обычные, катались туда-сюда по улице. Но в них тоже сидели милиционеры, это было видно.
Из тачки, дежурившей возле дома, высовывалась круглая морда служебной немецкой овчарки. Правильно сделал, что не взял с собой Бакса. Овчарка взглянула на меня с безразличной подозрительностью, а потом служебно гавкнула. Почуяла, что я не тот, кого следует опасаться, и утратила ко мне всякий интерес. Тогда я решил подшутить и отдал овчарке команду «Лежать!». Она послушно упала на пол автомобиля. Мозгов у нее точно не было, я в этом убедился.
– Сиди здесь, – велел я ей и двинулся к дому.
Дом как дом, только вот жалюзи на окнах. На всех. Ограда невысокая, как принято в любых пригородах. И белой краской покрашена. Полная идиллия. Я перепрыгнул через ограду и пошел вокруг дома. Трава была примята почти везде, но примяла ее наверняка милиция – улики искали. Скорее всего не нашли.
На заднем дворе я остановился и прислушался. Внутри дома находились два человека. Наверное, из милиции. Чего-то они ждали. Хозяев не было. Может, это они засаду таким образом устроили. Хотя какой смысл?
Я решил подобраться к ним поближе, послушать. Дверь, выходящая на задний двор, оказалась открыта. Я потянул ручку вниз и проник внутрь.
За дверью обнаружился небольшой коридорчик, а за ним кухня. На кухне и сидели милиционеры. Они пили кофе и жевали хлеб с колбасой. Молча. Я стал ждать. Они покончили с едой, закурили.
– За последних семнадцать лет это у нас первый случай, – сказал один.
Дверь на кухню была закрыта неплотно. Я осторожно приблизился и заглянул в щель.
Говорил старший. Он сидел за столом. Другой, помоложе, стоял рядом.
– Я слыхал, в других областях такое бывало, – сказал молодой.
– Бывало, – подтвердил старший. – Особенно на севере. И никогда никого не находили.
– Маньяк? – спросил молодой.
– Не знаю, – старший достал спичку и принялся ковырять в зубах. – Не знаю. Я раньше в столице работал, такого там понавидался! Когда сюда перебрался, мне здесь служба раем показалась… Много всего видел.
– Чего? – заинтересовался молодой.
– Всего, – снова сказал старший. – Ну, например, к вопросу о пропавших без вести. Есть такие места, в которых исчезают. Знаешь, сколько каждый год людей исчезает? Тысячи. И без следа. Как будто растворяются.
– Это ты про черные дыры?
– Ага. Тоже слыхал?
– Слыхал, – кивнул молодой.
– Но это газетчики их так назвали. А мы их называли заплаты.
– Заплаты? – переспросил молодой.
– Ага. Знаешь, на одежде заплаты? Иногда они отрываются. И в эти дыры проваливаются люди. Я видел однажды…
Старший открыл холодильник, налил себе воды и отпил большой глоток.
– Домой возвращался. А впереди меня девушка шла. И вот она заворачивает за угол. Я шагаю за ней, по пути ведь. Тоже заворачиваю. Смотрю – а никого нет. Переулок пустой. Длинный такой пустой переулок, просто две стены. Ни дверей, ничего вообще. А девушки нет. Исчезла. Я два раза по этому переулку прошел – пусто. Только мусор разный вдоль стен. А потом видел у нас в отделении ориентировку – разыскивается девушка, фамилия такая-то, возраст двадцать один год… Вот так.
Молодой тоже налил себе воды.
– Слушай, а чего с этим парнем-то? Ну, который в этом доме жил? Что случилось? У тебя ведь брат в больнице работает.
Старший ответил:
– У меня шурин в больнице работает – это раз. А два, все, что произошло в больнице, – тайна следствия.
– Да ладно, колись, делать-то все равно нечего, скучно здесь сидеть.
Старший помолчал, а потом все-таки выложил:
– Там темная история. Этот парнишка, на которого напали, он в коме пребывал. То есть в отключке полной. Никто не знал, когда он очнется. А он вчера и очухался. И как только очнулся, так сразу начал кричать. Ни слова не сказал, только кричал и кричал. Как ни пытались его остановить, ничего не получалось. Пришлось ему вколоть снотворного. Он проспал пять часов, проснулся и снова принялся орать. Его опять усыпили. И так три раза. В конце концов его отвезли в какую-то клинику, чуть ли не в саму Москву…