А Ника до сих пор не определилась. Ей очень нравилась фотоохота, но почему-то казалось, что фотографом ей не стать никогда. Талант нужен, а еще как минимум хороший фотик. Ни того, ни другого у нее не было. А раз так, то нечего даже мечтать.
Ника прислонилась к окну, глядя в синие сумерки. Почему вечером порой бывает так невыносимо грустно? Джучи тоже глянул в окно – и вдруг зашипел, выгнув спину.
– Жулик, ты чего?
Кот вздыбился и заурчал, как маленький тигр. Ника расплющила нос о стекло. Напротив тоже светилось окошко, на форточке которого угнездился роскошный черно-белый кот.
– Конкурента увидел, да?
Джучи дернул ухом и продолжал всматриваться в сумрак.
– Эх ты, гроза подворотен.
Ника нехотя сползла с подоконника и потащилась делать уроки. Все-таки когда-то их надо делать, верно?
А на крыше соседнего дома мягко перепрыгнула с вентиляции на гребень быстрая темная тень. Мелькнули длинные рыжие волосы.
Коты проводили ее колючими взглядами.
Потом черный спрыгнул на карниз, оттуда – на крышу и настороженно скользнул следом.
Бабочка залетела в квартиру, бесстрашно села ей на руку. Маленькие лапки щекотнули кожу. Ника отмахнулась, но вслед за первой бабочкой к ней прилетела вторая, опустилась на пальцы. Ника поднесла ее к лицу. Казалось, бабочка тоже разглядывает ее огромными круглыми глазищами, похожими на синие планеты. На спине у нее топорщился рыжеватый мех. Она складывала и раскладывала крылышки, точно маленькая летающая книжечка.
Вот вспорхнула – и неожиданно опустилась Нике на лицо. Теперь маленькие лапки щекотали щеку.
Еще одна бабочка, еще одна, еще…
Они настойчиво лезли в глаза, в рот, в волосы.
Ника терпела, сжимая губы, мотала головой, но они возвращались. Бабочки трепыхались и бились у лица, а она даже не могла смахнуть их – руки отяжелели, будто их бетоном залило. Наверно так себя чувствует памятник, на который садятся птицы.
Ника замычала, сунула голову под подушку.
Бабочки вспорхнули трепещущей стайкой и принялись биться в окно.
Тум! тум! тум! – мягко, но неумолимо ударялись они о стекла.
Ника влезла под подушку глубже и неожиданно нащупала там книжку.
Руки наконец начали оживать. Она бездумно высунулась наружу, бабочки немедля закружились вокруг головы. В книжке торчала закладка, какая-то полуобгоревшая бумажка. Ника раскрыла в заложенном месте, из книги посыпались цветные крылья бабочек.
«Смерть носит на шее скелет бабочки», – было отчеркнуто красным маркером на странице.
Тут бабочки навалились на нее трепещущей кучей, одна залетела в рот, Ника закашлялась, а книга вдруг захлопнула пасть, вцепившись зубами в пальцы…
– Ника, вставай, все проспишь, в школу пора!
– Мама, меня книжка за пальцы укусила…
– А сейчас тебя будильник покусает. Давай, давай, не залеживайся!
Сон вытряхнулся из головы, Ника лениво свесила ноги с кровати, потянулась… Под ногами валялось яркое цветное крылышко бабочки.
В детстве она иногда отрывала их и закладывала в книжки…
Джучи скользнул между перилами, только дымчатый серый хвост мелькнул напоследок. Ника сбежала следом.
Редко кто умел так спускаться по лестнице, как она. Ника оттачивала это умение с детства. Три прыжка, лихой разворот у перил – и снова три длинных летящих прыжка. Лестница гудела под ногами, драконы на концах перил вибрировали, а она неслась вниз с развевающимися волосами и заканчивала спуск победным тяжелым ударом двери.
Но кот всегда ее обгонял. Он храбро прыгал в дырки между перилами, у него получалось куда как быстрее.
На втором этаже Ника сбилась с ритма, споткнулась на полном ходу, врезалась плечом в стенку. С трудом затормозила на площадке.
Стало слышно, как лестница гудит всем своим изогнутым хребтом, вибрирует круглыми суставами… Как эхо ее прыжков мечется и улетает вверх, точно вспугнутая летучая мышь. Она потерла ушибленное плечо – надо же, чуть не упала! Сто лет такого с ней не было.
Между прочим, когда она споткнулась и чуть не перелетела через перила, ей внизу померещилось…
Если глянуть в пролет, лестница сверху напоминает спираль раковины. На втором этаже спираль уже почти раскрылась и хорошо видны шахматные древние плитки внизу, светлые и темные, еще не до конца стершиеся.
И вот там, на плитках…
Ф-фух, да что там вообще может быть?
Отчего-то ей захотелось вернуться домой.
Говорят, возвращаться – плохая примета. А споткнуться – хорошая, что ли? Минута – и она на родном шестом этаже. Там привычно шуршат древние счетчики, чуть потрескивает тусклая лампочка, затканная паутиной, как труп невесты на свадьбе скелетов. А проклятый кошак вернется сам, когда нагуляется. В конце концов, бегать с котом наперегонки сломя голову смешно.