Люди украшают свое жилье шкафами, с которых так хорошо прыгать вниз, и вешают мягкие шторы, по которым так удобно карабкаться вверх, к форточке.
Человек приходит с улицы – и божество важно встречает его в прихожей.
Человек ложится спать – и божество охотно вскакивает к нему на постель.
Божество таскает колбасу со стола, а среди ночи роняет с самого высокого шкафа жестяной тазик. Человек отрывает голову от подушки и громко зовет божество по имени.
Кошка забивается под диван и молчит.
Она любит своего человека.
Что делает дом, когда остается один, без людей?
Тонкие сквозняки засовывают прозрачные пальцы в оконные щели. Батарея сочится теплом, цветок тихонько покачивает листьями. Еле слышно осыпается крупа в банке внутри кухонного шкафа. Круглая капля срывается с крана, беззвучно летит в черное отверстие трубы. С треском отстают от стенки обои, тихо шевелятся фотографии в толстом альбоме. Гудят, остывая, черные внутренности телевизора.
И тут просыпается божество.
Когда люди уходят, дом играет с кошкой и забывает, что он – пустой.
Хозяин болот
Торжественный голос ведущей раздражал. Ее собственное имя – Ангелина – пафосным хрусталем рассыпалось по рядам. Тишка, глядя в пол, чинно поднялась на сцену. Короткий поклон залу. Шаг к инструменту.
Перед ней стоял папин джип. Тишка медленно потянула на себя дверь со стороны водителя, назад полезли притихшие родители. Все молчали.
Тишка подкрутила под себя стул, встряхнула кистями, поправила на коленях юбку.
Быстрый взгляд в ноты. Мгновение полного сосредоточения.
Она повернула ключ зажигания.
Клавиши подались, завибрировали мощные струны внутри рояля – и музыка потекла в зал.
Она мягко тронулась с места, выжала газ и закрыла глаза.
Музыка похожа на черную комнату, надо войти в ее черную дверь с белыми зубами… Пальцы нежно, легко вели мелодию.
Ровно работал двигатель, она слышала с закрытыми глазами, как мощная машина набирает скорость…
Музыка разгоралась у нее под руками.
Воздух за окном потек и заревел. Родители сзади закричали.
Музыка рванула из-под пальцев точно граната. Черная комната вспыхнула, заклубилась красным безжалостным огнем.
Джип на полном ходу свернул с дороги и полетел под откос, стекла лопнули, изнутри ударило пламенем. Мама сзади протягивала к ней обгоревшие руки, а Тишку взрывом вынесло в лобовое стекло…
Она открыла глаза на песчаном склоне. Перед лицом маячил полузасыпанный бумажный самолетик с обгоревшим крылом. «Я хочу быть свободной!» – беззвучно шевеля губами, прочитала она…
Аплодисменты вдруг обрушились на голову, она поняла, что стоит у края сцены, автоматически кланяется… Прожекторы с боков сильно слепили глаза.
Внизу ждал ее папа с букетом – изящный стебелек орхидеи… мама расцеловала, в уши что-то шептали, дергали за руки, поздравляли.
Конкурс – всегда интриги: кто-то болеет за лучших, кто-то – за своих, все примерно знают, кто и что может, кто фаворит, а кто – неудачник. Но музыка часто ломает все интриги.
Тишка знала, что победила. Весь зал это знал.
Потому что музыка взяла ее за руки – и подожгла, и сожгла дотла в своей темной комнате, освещая углы.
Когда наконец все закончилось – награждение, поздравления, фотосессия, – она с трудом дотащилась до джипа. Мама, обычно сдержанная, звонила друзьям, счастливо теребила бабушку, повторяла снова и снова, как Ангелина вышла, такая суровая, а потом – чудо, восторг, полет!
Тишка протиснулась назад, джип мягко тронулся с места.
А вдруг вот так ехать, ни о чем не думая… а из ниоткуда – скрежет железа, звон стекла…
Тишка потрясла головой. Она засыпала. Мотор спокойно урчал, мимо пролетали ряды фонарей, мигали светофоры, порой машина застревала в коротких пробках.
А вдруг родители погибнут, разобьются, и останутся они с бабушкой совсем одни?
– Гелька, проси чего хочешь! – обернулась к ней с переднего сиденья мама. – Да ты спишь уже, что ли?
– А? Да, глаза слипаются…
– Чего хочешь, то тебе и купим, говорю. Мечты должны сбываться!
– А? да. Хорошо… должны.
Перед глазами снова маячил серый мелкий песок, из которого торчал полузасыпанный бумажный самолетик. За спиной что-то дымилось, пахло горелым мясом.
Песок нагревался, жар подползал все ближе…
А впереди вдруг появился лес, там было прохладно – и она, с трудом поднявшись на ноги, побрела туда…
Я хочу…
Чего же я хочу?
Кажется, я хочу быть свободной…
Расплавленный закат терся о мокрую жесть золотым животом. Изломанные плоскости крыш серебрились.
Лев смотрел на закат, а она – на него. Город снизу рокотал, будто прилив неведомого моря. Моря в золотой паутине солнца.