– Это правильно. Только я из-за этих коммерческих тайн рискую потерять бабушку.
Пацан глянул на меня с каким-то садистским любопытством, снял с прутика сосиску и принялся жевать:
– Расскажи.
Я прошел в дом (сколько можно стоять на пороге и ждать приглашения?), выбрал у костра поленце почище, сел. Теперь я увидел, где разложен костер: не просто на полу, на голых досках, а на небольшом холмике земли, аккуратно утоптанном посреди комнаты. А дров не было. Ни веток, ни бумажек: просто земля, и на ней – костер.
– Ну, в общем, так…
И я рассказал парню обо всем, что произошло за эти сутки. Если он в курсе, то поможет, если нет, то и не поверит. Парень слушал и меланхолично жевал сосиску. Я уже начал думать: может, зря перед ним распинаюсь. Такое лицо, словно я ему алгебру объясняю. Но рассказал до конца. Все. И о скелетах, и про сон, и о том, как меня засосало в пакет с глиной. А когда закончил, парень встал, подошел (запах бомжатины ударил по носу с новой силой), сказал:
– Пошли.
Мы вышли из дома, и я успел заметить, как сам собой погас костер.
– Меня зовут Санек, – сообщил парень, чавкая по грязи впереди меня. Я тоже представился и начал гадать, куда он меня ведет. Долго думать не пришлось: на болото. Ну, к той большой грязевой луже, которую я видел во сне и где был с утра. Где лежит обгоревшее бревно и выстроилась шеренга пустых бутылок. Санек остановился, сел на бревно, похлопал по месту рядом с собой, типа: «Иди сюда». Я уже смирился с тем, что джинсы сегодня придется стирать, и сел без разговоров.
– Видишь землю?
Четно говоря, я видел грязь и глину. Но, конечно, кивнул из вежливости.
– Это Злая земля.
– Понял уже, знаю.
– А почему, знаешь?
– Я думал, ты расскажешь, если ее не просто так назвали.
Санек прошел к пустым бутылкам, покопался рядом в грязи и выкопал сосиску:
– Хочешь?
Мне поплохело как-то. Только и смог, что помотать головой.
– Твое дело.
Он затолкал сосиску в рот целиком, прожевал, сел рядом со мной и, наконец, начал рассказывать:
– Пару лет назад ничего этого еще не было. Ни Злой земли, ни этого дома, ни глиняного бизнеса. Была земля как земля, на ней стояла деревня. Один из домов был прямо здесь, вот где мы с тобой сидим. Там жил пекарь и трое его детей. В этом же доме была его мини-пекарня, а хлеб продавался прямо в сенях: зашел в гости и купил. Бизнес был необременительный, но доходный: свежий хлеб всем нужен. Вся деревня у пекаря покупала, из города Клопа приходили, благо, недалеко. Все было у пекаря хорошо, кроме детей.
– Детей?
– Ну да! Он овдовел рано, когда младшему и года не было. И что ему оставалось? Либо хлеб печь, либо детей воспитывать. Он и выбрал первое, потому что надо же как-то жить. И дети, как он считал, росли бандитами. То в школе стекла побьют, то к соседу в огород залезут. Однажды старший натурально ограбил продуктовый магазин, потому что у него жвачка кончилась. Завернул огурец в платок, на лицо шапку вязаную напялил, ворвался, угрожая огурцом, и забрал всю жвачку. Все думали, что у него под платком пистолет, если бы он не жвачку взял, а деньги, никто бы не догадался, что это пекарский пацан хулиганит. Тогда все смеялись, даже продавец в магазине парня простил. А пекарь злился ужасно: всыпал сыночку, обещал его в колонию отправить, если он еще хоть раз…
– И отправил?
– Если бы! В общем, в очередной раз… Нет, ну старший тогда действительно оборзел, да и младшие с него пример взяли. Пошли они раз на дискотеку в клуб: старший брат, сестра, и мелкого взяли, потому что оставить было не с кем. Старший там с кем-то конфликтанул, сильно, до драки. Сестра ввязалась, и через полчаса уже дралось полдеревни. Мелкий тоже – за компанию. Но только его брат с сестрой малость не рассчитали силы: двинули одному стульями по башке, сперва один, потом другая. А стулья у нас в клубе как в школе – с железными ножками…
– Убили?
– Ну, нет. Но в больнице мужик пролежал полгода, все за него тряслись.
– Выжил?
– Он-то выжил. Старшего сына судить хотели (сеструхе еще четырнадцати не было, какой с нее спрос), а пекарь, как узнал…
– Так что?
– Пьяный он был в тот день. Ну, когда узнал. А дети, значит, попали ему под горячую руку. Он сперва так орал: «Не потерплю уголовников в моем доме!» – а потом в доме же запер их и поджег.
– Всех?
– Младшего не тронул, он-то не виноват! Но только этот дурак сам в трубу полез брата с сестрой выручать.
– И сгорел?
– Застрял. И сгорел там. – Санек вновь подошел к бутылкам, поковырялся в земле, вытащил банку колы. Мне уже не предлагал: открыл, глотнул:
– А ты говоришь: «Злая земля»…
– Так земля-то при чем?