— Правда, перед этим мы встретили трубочиста. — Вадим все еще изучал углубление ниши.
— Кого?
Андрюху начало потихоньку трясти. Трубочиста, значит? А перед этим был спортсмен-любитель в красном, ему только слово RUSSIA на спине не хватало. Да к нему какой-то черный заглянул. Так… пора лечиться. Ко врачу кто последний? Я за вами! И зачем он отпустил Ким? Где ее теперь носит?
— Есть такая профессия — трубы чистить. — Вадим с трудом поднялся на затекшие ноги.
— Тут печки топят? — Василевский не мог понять, куда клонит приятель. Мозги у него норовили закипеть.
— Насчет печек ничего не скажу, не видел, — Бокштейн был все так же размерен. — Но трубочисты по улицам ходят, значит, можно сделать вывод, что кому-то они нужны. К тому же встреча с трубочистом сулит удачу. Если подержаться за его пуговицу и загадать желание, оно непременно сбудется. Статистика.
Андрюха потряс головой. Бред какой-то.
— Ну, и где ваша удача, если Маргарита ногу подвернула? — мрачно спросил он.
— В этом удача и состоит — мы вернулись. Больше что-то никого не видно.
— Чего ты мелешь? Забрели в какой-нибудь бар и пиво глушат.
— Здесь до двадцати одного не наливают.
— Телефоны не работают! Они в подвале сидят!
— И Ким?
Андрюха смутился. Очень хотелось рассказать о странном встречном, но он боялся, что его посчитают сумасшедшим.
— Танька встретила наших, и они пошли вместе.
— Ким с Борзовым не пойдет, — подала голос Лена.
— Она не знает, где гостиница.
— Инга тоже с Борзовым не пойдет, — занудной пилой зудела Голубева.
— Нет никакого бара. — Вадим пристально смотрел на одноклассника.
Андрюху передернуло. И черный этот все не выходил из головы. Да и Ким должна была уже давно вернуться.
— Ну, хорошо, — сделал вид, что сдался Василевский. — Трубочист к удаче, а что там у нас с неудачей? Ты хочешь сказать, что все наши повстречали черта?
— Зачем? Достаточно встретить палача. Ты экскурсовода сегодня слушал? Она нам об этом рассказала. — И отвернувшись, добавил: — Как будто бы специально. Все твердила, что нам пригодится.
— С тем же успехом ты можешь ждать, что дорогу тебе перебежит шкаф. Какие палачи в двадцать первом веке?
— Люди в красном. Палачи ходили в красных одеждах, чтобы их было видно издалека и народ успевал уйти с их дороги.
— Люди в черном, люди в красном… — Андрюха замер, не договорив. — В красном! — ахнул он, опускаясь на ступеньку. — Он был в красном! Танька у него пошла имя спрашивать.
— Зачем? — снова подала голос Лена.
— Все это легенда про Олева. Ким говорила, что узнать имя слишком легкое задание… Погоди! — приподнялся он. — Так что же это выходит — этот красный всем повстречался?
Всем красный, а ему черный! Это получается, что он теперь в тень превратится?
— Маловероятно, если учесть, что все пошли в разные стороны.
Какое-то время ребята смотрели друг на друга. И вдруг Андрюха коротко рассмеялся.
— Разыгрываете, да? — Он переводил взгляд с одного лица на другое. — Дурака нашли? Все пропали! Не смешите меня! Это же не Бермудский треугольник, чтобы здесь пропадать!
Андрюха помчался наверх. Третий этаж был тих. Он нырнул в свою комнату, где расположился вместе с Вадимом, оглядел низкие балки, упирающиеся в белоснежный потолок, метнулся в соседний номер, к Мамкину и Борзову с Акопяном. Комната была заперта, за дверью тишина. У Наток тоже. И только у Маргариты Викторовны горел свет, звучала музыка.
— Здрасте, — прошептал Василевский, проходя мимо приоткрытой двери.
— Здравствуй, Андрей. Все хорошо?
Василевский кивнул, мало заботясь о том, увидят ли его. Если предположить худшее, то его нынешнее состояние можно назвать просто идеальным.
— Я еще немного полежу, и пойдем ужинать. Кто-нибудь еще вернулся?
— Вернулся, — шепотом ответил Василевский, пробираясь к лестнице.
— А еще мне кажется, что здесь кто-то ходит, — быстро шептала Лена, перегнувшись через край лестницы. — Ступеньки скрипят. Ты слышишь?
— Шагов я ничьих не слышу. — Вадим все еще сохранял видимое спокойствие. — Сквозняк. Окно где-то открыто.
Хлопнула входная дверь. Все вздрогнули.
— Никого нет, — пискнула Лена и посмотрела на спускающегося Андрюху. Взгляд у нее был сумасшедший. Глаза широко распахнуты.
— Что делать будем? — спросил Василевский, спотыкаясь на ступеньках. — Маргарита спрашивает про остальных.
Бокштейн снова стоял под лестницей. Ленка вцепилась в перила так, что костяшки пальцев побелели.