Выбрать главу

— Конечно, мы с удовольствием сюда приедем вновь. — Голос Бокштейна заставил Андрюху замолчать. Не хватало посеять еще одно обещание. Хоть и такое эмоциональное. — Что он тебе сказал?

— Он показал, где подземный ход.

— А чего исчез?

— Крестной силы испугался.

— Чего?

Андрюха перестал бороться с действительностью, без сил развалился на поломанных кустах и поднял руку с белой коробочкой.

— Ладан. Я его посыпал ладаном.

— Странный выбор. — Вадим крутил в руках брошенную в его сторону упаковку. — Он не моль и это не нафталин.

— Знаешь такое выражение «Как черт от ладана»? Я подумал, что должно подействовать.

— Лучше бы ты Северянина читал, а не думал.

— Так ведь он исчез.

— Сидит где-нибудь за углом и хохочет в голос. Где ты эту гадость достал? — Бокштейн понюхал резко пахнущую коробочку и забросил ее в кусты.

— Где надо, там и достал. Нас ждут около Харьюрских ворот.

Вадим посмотрел на девчонок. Ленка бледно улыбалась. Таня смотрела в сторону. Она была обречена бродить за Андрюхой. И ей это здорово не нравилось.

— Нас в каждой точке этого города ждут с распростертыми объятиями, — хмыкнул Бокштейн. — Выбирай любой камень, бейся об него башкой — и вот тебе новая легенда. Как в детских страшилках. Приехала группа школьников в город. В старый красивый город. Встретила их приветливая женщина. Все ничего, только губы у нее были красные. И вот стала эта женщина школьников по городу водить, все там показывать, говорить о местных легендах. А школьников с каждым часом становилось все меньше и меньше. Даже учительница их забеспокоилась, куда это пропадают ее ученики. Но женщина успокоила ее, что ребята скоро вернутся. И только улыбка ее красных губ становилась все шире и шире. А на обед у нее откуда-то появилось красное мясо со странным, сладковатым привкусом.

— Зачем ты так! — вспыхнула Ленка.

— Не переживай! — Вадим прошел по кромке развалин. — Это одна из версий. Примем ее за нерабочую и отложим до поры.

— У тебя уже все рассчитано?

— Нет! Я думаю, что никуда соваться нам больше не надо. Каждый захотел свое, и он это получил. Эдик правильно сказал — Натки выполнят свое предназначение и сами вернутся. Вообще мне кажется, что нас, как мух, пытаются затащить в паутину. Чем больше мы дергаемся, тем больше запутываемся. Сунемся в лаз, там нас и прихлопнут.

— Ты не прав! — Ленку и Вадима разделял провал древнего подвала.

— Все довольно логично! — Бокштейн отряхнул руки.

— Здесь не должно быть логики. Это не математика.

— Любые отношения — математика. — Вадим скривился, словно его собирались заново учить арифметике. — Если я подарю тебе цветы, приглашу в кино и стану заходить за тобой по утрам перед школой, то я автоматически превращусь в твоего молодого человека. Если ты не станешь на меня сильно давить, а я буду согласен в компании играть роль твоего парня, то в конце концов мы дойдем до отношений, когда-либо мы должны будем начать жить вместе, либо расстанемся, потому что любые контакты, как и математическая прогрессия, требуют развития. Здесь есть, конечно, какое-то количество неизвестных, но при определенном значении выражения они легко высчитываются.

— Дурак! — выкрикнула Ленка, убегая обратно в церковь.

— Могла бы и не выступать, — Вадим равнодушно проследил взглядом за перемещением Голубевой. — Велика вероятность, что мы сейчас именно ее желание расхлебываем.

— Это ты сказал зря, — тихо произнесла Таня. — А потом с чего ты взял, что, заходя за ней перед школой, ты станешь считаться ее молодым человеком?

Она, казалось, очнулась от того полузабытья, в котором пребывала все утро. От безвольной бледности не осталось и следа. На худом лице явственней проступили веснушки, в глазах скакал чертик негодования.

— Потому что ей самой этого захочется, — с ухмылкой выкрикнул Вадим. — Есть несколько кодовых слов, на которые вы все ведетесь: «Как у тебя дела?», «Я постоянно думаю о тебе». «Такую, как ты, я искал всю жизнь». «Без тебя мир бессмысленен и пуст». Кажется, я ничего не пропустил?

— Пропустил самое главное. — Таня пошла по бортику прочь от мальчишек. — «Я люблю тебя». Но ты этих слов не знаешь, поэтому никого здесь не найдешь. И Василевский может не строить из себя рыцаря печального образа. — Она прямо глянула на Андрюху. — Не нужен ты мне ни через два года, ни через три. И мне плевать, каким образом ты выполнишь свое обещание. Хоть вы тут все пропадите в этом городе призраков! Вон, на Бокштейне женись. Из вас хорошая пара выйдет. Умный и дурак.

— Эй! Я-то тут при чем? — опомнился Василевский. Но было поздно, девчонки ушли.

— По-моему, сейчас самое время читать стихи, — пробормотал Бокштейн. — Чтобы сойти за умного.

— Да пошел ты, — отмахнулся от него Андрюха и рысцой направился в арку церкви. Он бы тоже сейчас с удовольствием с кем-нибудь поругался. Душа просила хорошей встряски. Но разбегаться им пока было нельзя. Они уже один раз неосторожно сделали это.

Глава V

Проклятие Ярвевана

— Весенний день горяч и золот, Весь город солнцем ослеплен! Я снова — я; я снова молод! Я снова весел и влюблен!

Словно сомневаясь, что читает именно Северянина, Андрюха посмотрел на обложку, на всякий случай пощупал корешок и опять открыл перед собой книгу.

— «Весенний день горяч и золот…» — пробормотал он, как заклинание. — Эй, Ломоносов, а что будет, если я на Таньке не женюсь?

Они вернулись в гостиницу. Без Эдика. Марина снова проявила поразительное равнодушие к числу экскурсантов. Таня с Леной всю дорогу делали вид, что Вадима с Андрюхой в машине не существует. И под конец Бокштейн сдался. Взял с девчонок слово, что они никуда не сунутся, и снова принялся за выстраивание умозрительных схем.

— Проживешь лишние двадцать лет, — буркнул Вадим. Разложив перед собой карту Старого города, он внимательно изучал ее, время от времени сверяясь с записями в блокноте и парой путеводителей по городу.

— Чего это только двадцать? — недовольно нахмурился Василевский.

— Потому что как в качестве твоей жены она тебе все печенки проест своими истериками.

В задумчивости Андрюха потянулся к книге, но вовремя опомнился и только сжал кулак, не позволяя себе касаться сборника. Не до стихов ему было.

— Так, Харьюрские ворота я нашел, — выпрямился наконец Бокштейн.

— Их же снесли, — лениво напомнил Андрюха. С того момента, как они поругались с девчонками, он заметно поскучнел. К шуткам душа больше не лежала.

— Зато осталась улица Харью! — со значением поднял палец вверх следопыт. — И у нас два направления — либо к черту на улицу Колесного Колодца, либо за Натками к этим самым воротам. Мне кажется, за Натками безопасней.

— Не стоит их освобождать. — Василевский удобней лег на кровати, наслаждаясь временным затишьем перед боем — наконец-то у него ничего не болело. — Девчонки объединятся и начнут против нас войну. Нам нужно подкрепление. Куда, кстати, наш Ромео делся? Где взрывотехник? Без иллюминации в наш век не прожить.

— О Глебе с Ингой я пока ничего не могу сказать. Легенд осталось много. Про Длинного Германа и Толстую Маргариту, про Вигалаского барона, которому духи помогали через озеро переправляться, про Старого Тоомаса. Нашу сладкую парочку могло занести куда угодно.

— Надо Эдику завтра морду начистить, чтобы дал подробное направление, — философски изрек Андрюха.

— У тебя еще не все ссадины зажили? — глянул на него Вадим. — Пришла пора новые зарабатывать?

— А вот интересно, — заторопился высказать пришедшую в голову мысль Василевский. — Почему все эти призраки так странно себя ведут? Мы же Эдика сразу раскусили, а ему хоть бы что. Уверен, завтра он снова заявится, когда мы в этот… кардиоцентр поедем.

— Кадриорг. — Бокштейн устало откинулся на спинку стула. — Парк называется Кадриорг. Там стоит дворец, который Петр Первый построил своей жене Екатерине.