Едва я поднялся на ноги, как меня обступила уже маленькая стая, семь штук, все злые, запахучие и готовые к убийству. Прикинувшийся мертвым дристун тут же ожил, отряхнул лапы и присоединился к своим товарищам. Лисы прижали меня к ручью. К этому моменту я был изрядно искусан и устал, я остановился на берегу над глубоким участком, затем ободранец, страдающий некрепким желудком, скакнул ко мне, завизжал и клацнул зубами перед носом. Нет, я не испугался, просто это случилось слишком неожиданно, я опять оступился и съехал, сначала по брюхо, потом и глубже, хлебнул воды и закашлялся.
А лисы вдруг успокоились. Они смотрели, как я стою в воде, громко дышали и фыркали с видом победителей. Сами в воду не спускались, я тоже не спешил выбираться, возникла передышка.
Я понял, почему они шли через лагерь – из-за озера. От лагеря до озера по прямой меньше километра, а дальше можно вдоль восточного берега, на север. Вдоль западного берега никак, там болота, так что можно только через лагерь. Хорошо, что только лисы, если бы лоси побежали, было бы сложнее, лосю рога не откусишь, они у него твердые, перешибет копытом.
Лисы были совершенно безмозглы, они стояли с победительским видом и скалили зубы. Я почувствовал, что сил у меня не осталось, могу только стоять и смотреть, к тому же когда я старался рыпнуться, лисы начинали рычать и скрести когтями по земле.
Наверное, через час все закончилось. Шум, доносившийся со стороны лагеря, стих, лисы исчезли, а я остался в воде и сидел в ручье почти до вечера. Места укусов чесались, но воспаление не началось, края ран оставались бледными, это успокаивало. Конечно, инфекция могла проникнуть, но это станет известно не сразу, через пару дней, а значит, и думать об этом буду завтра. Лисы ушли, и я вполне мог бы выбраться на берег, мне очень хотелось лечь в мох и полежать, носом в подорожник, лапами в землянику. Только я не мог ничего с собой сделать – весь лес был заполнен вонью, лисьим запахом, и я тоже весь им провонял, даже ручей за многие часы не смыл с меня их кровь и слюни.
Я смог сломать себя только к вечеру. В лагере не зазвонили в колокол, и мне это не очень понравилось, я окунулся в воду еще раз, после чего выбрался на сушу.
Ноги дрожали. Кажется, я все-таки замерз, во всяком случае, я почувствовал холод – я затрясся, причем так сильно, что пришлось присесть. И зубы тоже защелкали, весь язык себе изгрыз, это ничего, главное, чтобы воспаление легких не подхватить, а лис переживем кое-как, переживем, через пару дней все выветрится.
Солнце уходило, с неба сбежал ветерок, стало холоднее, а еще между деревьями полетел пух, то есть лисья шерсть, которая осталась на кустах и деревьях, ветер сорвал ее и распространил в воздухе, и иногда эта шерсть втягивалась мне в нос, и я чихал.
Надо было сходить к лагерю и посмотреть, что там, но я никак не мог прийти в себя, не мог согреться, отправился куда глаза глядят, а потом и заблудился.
Первый раз в жизни я заблудился на такой небольшой территории. Нюх у меня оказался забит, и лагерь я не слышал. Солнце зашло как-то необычно, я пропустил момент, однако мне показалось, что оно зашло сразу в нескольких местах, отчего свет растекся по всем четырем небесным концам, и ориентироваться по солнцу тоже не получалось. Я очутился в странном пространстве, наполненном багровым светом, стволы деревьев сделались черными и мрачными, и листья, когда я смотрел на них снизу, на просвет были похожи на кости.
Стемнело окончательно, а я все брел меж деревьев, больной, усталый и ненужный. Здесь негде было путаться, озеро, ручьи, город и болота, и лесная дорога – куда ни двинься, наткнешься, но ни на что я не мог наткнуться, лес сделался одинаково мертвым и пустым, я потерялся в нем, я вообще давно потерялся…
И вдруг мох подо мной промялся, и я, не успев даже понять, что случилось, ухнул вниз, в темноту.
Испугаться я успел, если честно. Потому что решил, что это волчья яма, это было первое, что пришло в голову. Я ждал ржавых железных штырей. Или заточенных кольев. Или какой еще другой арматуры.
Не в этот раз.
Глава 4
Яма
Бродяга.
Так тогда сказал Клипер. Дух, забывший имя свое, это я. А мог бы быть дельфином, наверное, рассекать воду острым рылом, пасти стальные стада ставрид, следить за китовыми караванами, не знать границ, нестись в даль злой бездумной торпедой. Наверняка дельфином лучше. Море свободно, и в море нет этих… Хотя, собственно, почему нет? Океан огромен, вся планета – почти один океан, а в нем глубины, в нем мрак, в котором спят свои левиафаны и свои бегемоты.