По пути из школы домой Антон каждый раз проходил мимо церкви. У него никогда не возникало особого желания туда заходить. Когда-то его окрестили, но к религии он относился безразлично. Он не мог назвать себя ни верующим, ни атеистом; скорее всего, он просто об этом не задумывался. Но сейчас ему вдруг пришла в голову мысль: если ему не помогла медицина, то вдруг поможет религия? Он слышал о случаях исцеления даже безнадежных больных. И мальчик внезапно вспомнил фильм о стигматах: ранах, которые появляются у особо впечатлительных людей от нервных переживаний. Чаще всего это бывает на месте ран Христа. Но это у глубоко верующих. А вдруг его знак той же природы? И получился от кладбищенских впечатлений? Тогда священник может что-нибудь посоветовать.
Полный румяный батюшка с окладистой рыжей бородой встретил его приветливо, но в то же время немного настороженно. Дети, особенно без сопровождения взрослых, заглядывали в храм нечасто, и он, похоже, опасался какого-нибудь подвоха. В церкви, помимо него, было только несколько старушек в платочках, которые тоже подозрительно косились на юного прихожанина. Антон уже даже подумал, что напрасно сюда зашел, но просто так уходить было неловко, тем более что священник уже заговорил с ним, спросив, что его сюда привело.
– Понимаете, тут такое дело… Мне надо с вами поговорить… – пролепетал Антон, отчего-то покраснев.
– Смелее, сын мой, – хорошо поставленным, приятным голосом подбодрил его священник, решив, что мальчик чего-то натворил и теперь хочет исповедаться. Он отвел его в специальную комнату и приготовился слушать.
– Мне… Я… Я должен показать вам кое-что, – все так же неуверенно проговорил Антон, расстегивая рубашку дрожащими пальцами.
Брови попа поползли вверх. Он был страшно удивлен и никак не мог понять, что же означает такое странное поведение. Батюшка до того растерялся, что даже не находил нужных слов, чтобы остановить мальчика. С таким прихожанином ему доводилось сталкиваться впервые. И вдруг, когда Антон наконец справился с пуговицами, лицо попа исказилось гневом и из румяного сделалось багровым.
– Ах ты, собачий сын! Да как ты посмел! В Божьем храме! – гремел его голос под церковными сводами.
Антон взглянул себе на грудь, подумав, что священника так рассердил его иероглиф, что поп усмотрел в нем что-то оскорбительное. Или опять повторилась та же история, что и с медсестрой?! Но все оказалось гораздо хуже. На груди у него красовались три шестерки, библейское число зверя, символ дьявола. Неудивительно, что батюшка пришел в такую ярость, приняв его, наверное, за какого-нибудь сатаниста. Поняв, что оправдываться сейчас не только бесполезно, но и небезопасно, Антон схватил свою школьную сумку и пулей вылетел из храма. При этом он успел обратить внимание, что знак опять принимает прежние очертания и, как ему показалось, радостно пульсирует. А сзади продолжали звучать анафемы попа и проклятия внимающих ему старушек, переполненных отнюдь не христианскими чувствами.
После этого случая мальчику стало окончательно ясно, что делиться с кем-нибудь своей бедой не имеет никакого смысла. Так он не только обижал людей, но и наживал себе лишние неприятности, которых у него сейчас было и без того предостаточно. Со своими проблемами он оставался один на один.
Весь остаток дня Антон ходил сам не свой. Несколько раз он ловил себя на том, что начинает вычерчивать загадочный иероглиф. Так было и когда он собирался делать уроки, а очнулся с карандашом в руке и тщательно изображенным узором на листе бумаги. И во время ужина, когда рука с вилкой словно сама стала вычерчивать линии прямо на картофельном пюре, вызвав большое неудовольствие мамы. Стоило на минуту потерять над собой контроль, как проклятый «сувенир» напоминал о себе…
На следующее утро грудь горела так, словно на нее положили крапиву. Проснувшись, Антон даже не удержался от стона. Линии на узоре сделались еще жирнее, словно были проведены маркером, и, как показалось мальчику, в них появился красноватый отлив. Несмотря на долгий сон, Антон чувствовал себя совершенно разбитым, как будто всю ночь занимался тяжелой физической работой. Даже до ванной комнаты он доковылял с трудом, как старый дед.
Антон долго стоял перед зеркалом, изучая изменение в узоре, придумывал самые фантастические варианты, как от него избавиться, вплоть до хирургической операции, и тут случилось непредвиденное. Раздался резкий хлопок, как будто кто-то взорвал петарду, и все зеркало покрылось сетью трещин. Но что самое удивительное, они повторяли линии иероглифа на памятнике и его груди. Нервы мальчика не выдержали: он закрыл лицо руками и закричал. На крик прибежали родители.