– Прости, – сказал я Мыши и тоже встал на четвереньки, потому что иначе по собачьей тропе было не продраться. Она вела в самые заросли, и кусты смыкались над ней.
Лазили мы с полчаса. Кое-где над тропой появлялись просветы, и мы вставали на ноги. Потом заросли сгущались, и приходилось опять опускаться на четвереньки, собирая на ладони хвою и раздавленных муравьев. Тропа петляла по кустам вокруг избы. Удары старикова колуна раздавались то ближе, то дальше, но ни разу мы не отошли так далеко, чтобы совсем их не слышать.
В конце концов Мышь нашла на земле кровь и решила, что здесь Веник и напоролся на шпагу. Она даже рассмотрела ямку, в которой шпага торчала острием вверх. Но я видел, что крови было многовато для ранки Веника. Скорее всего, здесь лайка задавила лесного зверька.
Идя на удары колуна, мы проломились сквозь заросли и вышли к могиле. Крест был без надписи: старик и так знал, кто под ним похоронен, а больше никто тут не бывал, кроме летчиков.
Мышь расстроилась. Однажды она положила на могилу цветы, а старик их выбросил. С тех пор она боялась его рассердить и не подходила к безымянному кресту.
Мы опять вломились в кусты и, набрав негодных для костра сырых веток, вышли к дому с другой стороны.
Костер я разжег, плеснув бензина. Мышь в избе разбирала наши припасы и спрашивала из окна:
– Толь, суп вермишелевый с мясом будем? Или лучше с курицей?
Я сказал, что мне все равно. И мясо и курица были бурыми комочками, неотличимыми по вкусу.
И вдруг Мышь спросила:
– А где шпага?
Почему-то я сразу понял, что шпага пропала навсегда, и не удивился. Когда мы разглядывали ее под вынутой из бинокля линзой, меня не оставляло ощущение полусна-полуяви. Я мог представить эту шпагу лежащей на бархате в прозрачной коробочке со специальной увеличительной крышкой. А с деревенским столом из грубо оструганных досок она не вязалась. Возникла чудом – и пропала чудом.
Глава III. Кто ее взял?
Мышь не сомневалась, что шпагу взял Гематоген. Взял так взял, мы не имели ничего против. Здесь все вокруг его, и шпага, выходит, его. Хотя и странно, откуда у таежника такая редкая штука.
На всякий случай мы облазили на четвереньках пол и проверили все места, куда могли воткнуть шпагу, чтобы она не потерялась, а потом забыть. Нет. Пропала.
Тут я вспомнил, что, бродя по собачьей тропе, мы все время слышали удары колуна. Чтобы зайти к нам и взять шпагу, старику нужно было минуты две, а удары раздавались непрерывно. Загадка.
Мы сидели у костра с котелком, подбрасывали веточки и молчали.
– Я пойду и спрошу, – сказала Мышь.
– А он не ответит.
– Почему?
– Это ты у него спроси, почему он никогда не отвечает.
– Все-таки отвечает иногда, – вступилась за Гематогена Мышь. – Знаешь, Толя, он как Маугли. Мне кажется, что зимой к его дому приходят волки и он с ними разговаривает. Он просто из другого мира, поэтому не всегда нас понимает. Так что пойди и спроси, – неожиданно закончила Мышь.
– Почему я? Ты же сама хотела!
– Потому что мне страшно.
– Зато тебе он чаще отвечает.
Мы стали вспоминать, и оказалось, что Мыши он отвечал почти на все вопросы, причем называл ее Марией и говорил длинно (длинно для Гематогена). А мне говорил: «Там», «Вот», – а чаще показывал пальцем.
– Ладно, – согласилась Мышь, – только ты меня подстраховывай.
– За руку держать, что ли?
– Ну, не за руку, а будь рядом.
И мы пошли. Удары колуна уже минут пять как смолкли. Обогнув избу, мы увидели, что Гематоген складывает дрова в поленницу. Мышь вышла вперед и начала:
– Гемато… Гермоген Пантелеевич!
Старик не торопясь положил полено и обернулся.
– Гермоген Пантелеевич, а это не вы… – в последний момент Мышь все-таки струхнула и вывернула вопрос по-другому: – А у вас нет игрушек?
Гематоген молчал. Его коричневое от загара морщинистое лицо было похоже на дубовый пень.
– Петины, – наконец вымолвил он. Мы поняли, что Петей звали его сына. – На чердаке. Играй.
– Большое спасибо, Гермоген Пантелеевич! – дрожа бантиками, выкрикнула Мышь как на детском утреннике.
– Эх ты, бояка, – сказал я, когда мы отошли. – Почему прямо не спросила про шпагу?
– Испугалась. Ты ведь тоже не спросил, а обещал меня подстраховать. Вернешься, спросишь?
– Нет уж, – отказался я. – Гематоген и без меня сегодня заболтался, может горло сорвать с непривычки. Скорее всего, мы сейчас и так узнаем, его это шпага или нет.
– Если она из набора, тогда конечно, – согласилась Мышь. – Может, найдем от нее пистолетик. Или кинжал.
Мы разыскали в сарае приставную лестницу, втащили в избу и через люк с заржавленным засовом поднялись на чердак. Судя по слою пыли, сплошь покрытому крапинами мышиных следов, Гематоген здесь не был много лет.