Сначала Круглов пытался уснуть, просто закрыв глаза и подумав о звездолётах. Это действовало почти всегда, с гарантией, он представлял себя внутри капсулы, путешествующей от звезды к звезде. Вокруг вакуум, жёсткие излучения, а ему хорошо, и тепло, и подушки есть, и… Обычно в этом месте он засыпал.
Если не помогали звездолёты, Витька прибегал к способу, проверенному столетиями, – считал овец. Сегодня звездолётная тема почему-то не сыграла, и он решил считать овец.
Но овцы тоже поспособствовали мало, Круглов задействовал другое средство – стал ругать Сомёнкову. Можно, в принципе, ругать любого знакомого, главное, делать это лениво и без особой страсти – не так, как технику, и тогда почти наверняка скоро тебе станет так смертельно скучно, что ты уснёшь.
Сомёнкову ругать оказалось приятно. Он придумывал для Ани необидные прозвища, как правило, связанные с её увлечением коньками. Чучундра на льду, Коньковая змея и всё в том же духе. Этот способ оказался самым эффективным. Помогло. Круглов начал проваливаться в дрёму, чувствовать, как расслабляются ноги…
И вдруг увидел кровь. Она медленно стекала по стене, по мере впитывания в обои разворачивалась широким, похожим на ладонь веером. Пятернёй. И эта пятерня тянулась к Круглову.
Глава V
Попал под лошадь
Пятерня тянулась к нему. Из пальцев вырывались нетерпеливые кровавые отростки, они торопливо сбегали по обоям, между цветков, корабликов и медвежат, они…
Круглов заорал, свалился с дивана, перекатился в центр комнаты. На голову капнуло тёплое. Он заорал снова, стёр, на ладони остались красные разводы. Откуда-то брызнули искры. Витька огляделся. Кровь стекала по всем стенам.
Голова отяжелела, пальцы затряслись, ужас залил мысли густой чернотой. Круглов выскочил из кровати и с разбегу ударил в дверь. Она оказалась незапертой, он вылетел на лестницу, поскользнулся и с размаху съехал по ступеням. Бум, темно.
Круглов очнулся. Он лежал в холле на диване, ноги были задраны на спинку, к голове приложен пакет с мороженой фасолью. Рядом стоял отец и курил. С потолка капало красное. Было светло, то есть лампы горели. На противоположном диване сидела мать с Федулом на руках. Федул грыз яблоко и выглядел довольным. Стены гостиной были покрыты мутными бордовыми потёками.
– Очнулся вроде, – сказал отец. – Молодец. Так головой приложиться. И фингал… Болит?
– Кровь… – прошептал Круглов.
Отец поглядел на потолок.
– Какая ещё кровь. Как маленький, честное слово… Надо меньше всякой лабуды читать, тогда и мерещиться не будет. На чердаке труба лопнула. А там у меня мешок мареновой краски с ремонта оставался, вот тебе и кровь. Весь дом теперь в разводах. Ремонт можно заново начинать.
– Только не сейчас, – помотала головой мать. – Я от предыдущего ещё не отошла, а ты опять хочешь. Давай просто просушим.
– А это? – отец указал на стены.
– Пусть. До лета потерпим…
Круглов пощупал голову.
– Приложился, – кивнул отец. – Ну-ка, следи за моим пальцем!
Отец принялся двигать пальцем, справа налево, слева направо, парень ворочал глазами.
– Тошнит? – спросил отец.
– Нет.
– Значит, всё в порядке, сотрясения нет. У тебя такая же крепкая, как у меня, голова. А у нас тут, как видишь, море.
Отец обвёл взглядом холл. Круглов оглядел гостиную вслед за ним. С потолка крупными каплями капала вода. В тазы, в вёдра, в стаканы, в вазы, в банки. Неприятного красного цвета. Она растекалась и по стенам, сочилась по обоям тоненькими бордовыми ручейками, и на полу тоже, поверх японского паркета бродили волны, плавал мусор, тарелки и другие мелкие предметы.
– На чердаке вообще чуть ли не полметра, – сказал отец. – Надо насос покупать, откачивать. Или само стечёт, а?
– Знаешь, у нас дети, – напомнила мать. – А здесь такая влажность, что волосы уже сушить надо. Так что поедешь покупать.
Круглов сел.
– Весь дом залило, что ли? – спросил он, потрогал глаз: вроде чуть лучше.
– Весь, – сказал с каким-то удовольствием отец. – У нас раньше такое часто случалось, когда мы в коммуналке жили. Здорово так – затопит, а ты сидишь на диване весь день и в школу не идёшь, потому что зима, а обувь вся промокла и замёрзла. В туалет на бабушке ездил, на закорках…
Отец развспоминался о детстве, когда мороженое было сладким, пепси-кола настоящей, а Новый год праздником.