– Курсант Варшавская, готова? – Они подсадили меня и буквально закинули в приоткрытое окно.
Я влетела вперед руками прямо в машиниста, соскользнула и свалилась на пол. Тут же рядом рухнул сам машинист. Его лицо с закрытыми глазами было в двадцати сантиметрах от моего. Достаточно, чтобы разглядеть в темноте.
Пожилой. Очки блестят (как это глупо на закрытых глазах) и лысина. Я сразу вспомнила Антенну, и меня накрыла банальная девчачья жалость. Вот жил человек, никого не трогал, вел в столицу многотонный состав и ничего не боялся. А теперь лежит без движения на полу… Надеюсь, что все-таки живой.
– Двести пятнадцать, что у вас случилось?! Двести пятнадцать, ответьте! – Станция взвизгнула прямо надо мной. Диспетчер.
Я вскочила и уставилась на этот ящик, как оглушенная. Рядом со станцией лицом на приборах лежал помощник машиниста. Ответить. Надо ответить. А как?
В окно влетел камешек. Черт, курсанты! Надо впустить. Я дернула вниз окно, и тут же в кабину залез Фиалка.
– Чего так долго? Ой… – Увидел машиниста с помощником. – Живы?
Хороший вопрос. Я схватила обоих за шеи:
– Есть! Есть пульс, даже нормальный.
– Что они такое с проводницами употребляли, что все лежат без задних ног?!
Я бы тоже хотела это знать. И у меня были большие сомнения насчет спиртного – ведь ничем таким не пахло! Но и других версий не было.
– Скажи лучше: со станцией обращаться умеешь? Надо диспетчеру доложить, а я не могу.
– Это мы мигом… Халк, ты там застрял?
В окно кувырком влетел Халк. Витек остался внизу, его было некому подсадить.
– Что с ними?
– Спят или в обмороке. И проводницы тоже. Ни на что не реагируют. Фигня какая-то творится, курсанты. Надо связаться с диспетчером.
– Погоди… – Халк рассматривал спящих. – Кто их напоил-то?
И этот туда же! Халк рывком поднял машиниста, усадил и стал лупить его по щекам, будто это могло помочь.
– Оставь. Он спящий на пол свалился. Думаешь, не проснулся бы? Живой-то живой, а вот…
Халк с сомнением посмотрел на машиниста и стал искать пульс поверх рукава.
– Двести пятнадцать, ответьте!
– Займись связью!
Халк вскочил, нашел, куда нажимать, и затараторил:
– Двести пятнадцать, говорит пассажир. Бригада не может вести поезд – похоже, отравление. Мы стоим.
– Двести пятнадцать, не поняла: где машинист?
– Без сознания. И помощник. И, кажется, проводники, я не понял.
– Чего не понял? Двести пятнадцать, плохие шутки! Я отстраняю вас от работы!
– Тетенька, он сам отстранился! И лежит лицом на приборах. Мы пассажиры и стоим как дураки в чистом поле…
– Двести пятнадцать, как ваша мама?
– Нормально, спасибо. А чего вдруг…
– ВЫ КАК В КАБИНУ ПОПАЛИ?!
– Так через окно. Стоим же! Меня Фиалка с Витьком подсадили…
– Какая еще фиалка?!
– Это я!
– Бригада точно не может говорить?
– Даже мычать не может.
– Слушай сюда, хулиган! Я сейчас же пришлю к вам помощь и попрошу захватить с собой огромный ремень с широкой пряжкой…
– А тросами у вас не пользуются?
– И трос захватит! Черт знает что!.. Ладно, поняла, двести пятнадцать, ждите помощь и ничего там не трогайте.
Станция щелкнула, мальчишки переглянулись и заржали.
– «Тетенька, он сам!» – передразнивал Фиалка и гоготал так, что я глупо понадеялась: вдруг разбудит машиниста?
– Фиалка – это я! – подхватил Халк. – Выросла на путях, пока мы стояли!
– А чего она про маму спрашивала?
– Чтобы убедиться, что ты точно не машинист, а кто-то левый. Потому и заорала: «Как вы попали в кабину?!». Дошло наконец.
– Что вы там угораете без меня?! – снаружи подал голос Витек.
Из леса тянуло Падалью. Я сидела на корточках под окном и потихоньку звала деда. Он больше не отвечал.
– Как долго ждать этой самой помощи?
– Ну ты спросила! Мы-то откуда знаем?
И правда. Дед молчал. Я все еще надеялась, что он слишком занят в лесу с Падалью, чтобы отвечать мне. Если так, то я должна сторожить поезд. И если не так – должна. Я думала, у нас получится уехать, если помощь придет вовремя, но, кажется, у нас больше нет времени. Я смотрела в окно. Их было еще не видно, но запах опережал их так, что нельзя было просто сидеть и ждать.
Мне казалось, что я слышу их шуршащую поступь. И еще этот холод. Настоящий, острый, пронизывающий даже зверя. Я вдруг подумала, что спящая бригада тоже дело рук Падали. Давно подозревала, что этот холод имеет какой-то усыпляющий эффект. Хоть ни в одной книжке я не видела ничего подобного, но замечала, что рядом с Падалью людей охватывает какая-то апатия. Или они мне казались апатичными на фоне взвинченной меня? Но отчего же спит бригада? И отчего тогда не уснули курсанты?