Питер Хоуп, талантливый журналист и редактор с идеалами, был шокирован, возмущен. Уильям Клодд, человек деловой, без идеалов, оперировал цифрами.
– И об объявлениях надо подумать, – настаивал он. – Я, конечно, не Джордж Вашингтон*, но что пользы врать, когда и сам себе не веришь, не говоря уж о других? Доведите мне тираж до двадцати тысяч, и я берусь вам убедить публику, что он перевалил за сорок. Но, когда мы и до восьми не можем долезть, у меня руки связаны… совести не хватает.
[* – В хрестоматийных рассказах о детстве Вашингтона (первого президента США) часто говорится о том, какой это был правдивый мальчик.]
– Вы давайте публике каждую неделю столбцов двенадцать вполне доброкачественного литературного материала, – вкрадчиво убеждал Клодд, – но подсластив это двадцатью четырьмя столбцами варенья. Только так и можно кормить читателей – воспитывать их незаметно для них самих. А пилюля без варенья? Да они ее и в рот не возьмут.
Клодд умел настоять на своем. Пришел день, когда в редакции «Хорошего настроения» появился Филипп – в обиходе Флип – Твитл, официально в качестве рассыльного, на самом деле, без его ведома, в качестве присяжного литературного дегустатора. Рукописи, которыми зачитывался Флип, принимались. Питер стонал, но довольствовался тем, что исправлял в них наиболее грубые грамматические ошибки: опыт решено было провести добросовестно. Шутки и анекдоты, над которыми смеялся Флип, печатались. Питер, для успокоения совести, увеличил свой взнос в кассу помощи неимущим наборщикам, но это помогло ему лишь отчасти. Стихи, вызывавшие слезы на глазах Флипа, шли в разрядку. Люди со вкусом и с понятием жаловались, что «Хорошее настроение» не оправдывает их надежд. Тираж еженедельника медленно, не неуклонно возрастал.
– Вот видите! Я вам говорил! – восклицал ликующий Клодд.
– Прискорбно думать… – начал Питер.
– Думать вообще прискорбно. Отсюда мораль – поменьше думать. Знаете, что мы сделаем? Мы с вами разбогатеем на этом журнале. И, когда у нас заведутся лишние деньги, мы, наряду с этим, будем издавать другой журнал, специально для интеллигентной публики. А пока…
Внимание Клодда привлекла пузатая черная бутылочка с ярлыком, стоявшая на письменном столе.
– Когда это принесли?
– С час тому назад.
– Для рекламы?
– Кажется.
Питер поискал на столе и нашел письмо, адресованное: «Уильяму Клодду, эскв., заведующему отделом рекламы журнала «Хорошее настроение». Клодд разорвал конверт и пробежал письмо.
– Прием объявлений еще не кончился?
– Нет. До восьми часов.
– Отлично! Присядьте-ка и черкните об этом пару строк. Только сейчас же, не то забудете. На страничку «После обеда».
Питер сел к столу и поставил в заголовке: «Стр. п. о.».
– А это что, – спросил Питер, – какое-нибудь вино?
– Особый портвейн, который не ударяет в голову.
– По-вашему, это преимущество?
– Конечно. Больше можно выпить.
Питер начал писать: «…обладает всеми качествами хорошего старого портвейна, без его вредных свойств…» Я ведь его не пробовал, Клодд.
– Это ничего. Я пробовал.
– И что же? Хорошее вино?
– Отличное. Пишите: «…восхитительное на вкус и бодрящее». Это наверняка будут цитировать.
Питер продолжал писать: «Мы сами отведали его и нашли восхитит…»
– Клодд, ей-богу же, следовало бы и мне попробовать. Ведь я его рекомендую от своего имени.
– Да вы кончайте, а то я не успею сдать в набор. Потом возьмете бутылочку к себе домой и пейте на здоровье.
Клодд, по-видимому, очень торопился. Это только усилило подозрения Питера. Бутылка стояла тут же, под рукой. Клодд хотел было перехватить ее, но не успел.
– Вы не привыкли к таким, безалкогольным напиткам, – протестовал он. – Вы в нем не разберетесь.
– Во всяком случае, я почувствую, «восхитительное» оно или нет, – заявил Питер, откупоривая бутылку.
– Объявление в четверть страницы и заказ на тринадцать недель. Не будьте ослом и поставьте бутылку, не то еще опрокинете.
– Я именно и хочу ее опрокинуть, – возразил Питер, сам первый смеясь своей шутке. Он налил себе полстакана и отпил глоток.