Все члены клуба сошлись на том, что это равносильно предложению.
– Но позвольте. Почему же? Я просто так спросил, без всякой цели.
Члены клуба в один голос заявили, что это увертка, недостойная джентльмена.
Времени терять было нельзя. Джек Херринг тут же сел писать письмо мисс Булстрод.
– Но я не понимаю… – начал Поэт.
– Господа, да уведите его куда-нибудь и объясните ему! – простонал Джек Херринг. – Я не в состоянии думать, когда кругом такой шум.
– Но почему же Беннет?.. – прошептал Порсон.
– А где Беннет? – крикнуло сразу несколько голосов.
Беннета со вчерашнего дня не видали.
Письмо Джека «мисс Булстрод» получила на другое утро, за завтраком. Прочитав его, «мисс Булстрод» встала и попросила миссис Постуисл дать ей взаймы полкроны
– Мистер Херринг наказывал мне ни под каким видом не давать вам денег, – сказала миссис Постуисл.
«Мисс Булстрод» протянула ей письмо.
– Прочтите это, и вы, может быть, согласитесь со мной, что ваш Херринг осел.
Миссис Постуисл прочла письмо и принесла полкроны.
– Я бы вам советовала первым делом побриться – конечно, если вам не надоело валять дурака.
«Мисс Булстрод» сделала большие глаза. Миссис Постуисл преспокойно продолжала завтракать.
– Не говорите им! – умолял Джонни. – По крайней мере сейчас не говорите.
– И не подумаю. Мне-то какое дело.
Двадцать минут спустя настоящая мисс Булстрод, гостившая у своей тетки в Кенсингтоне, изумлялась, читая наскоро набросанную записку, которую доставил ей в конверте рассыльный: «Мне нужно поговорить с тобой – наедине. Не кричи, когда увидишь меня. Ничего особенного не случилось. Объясню в двух словах. Любящий тебя брат Джонни».
Двух слов оказалось мало, но в конце концов Младенец все объяснил.
– Долго ты еще будешь смеяться? – спросил он.
– Но ты такой уморительный в этом наряде, – оправдывалась сестра.
– Они этого не находили. Я их здорово провел. Держу пари, что за тобой никогда так не ухаживали.
– А ты уверен, что провел их?
– Приходи в клуб сегодня вечером в восемь часов и увидишь. Может быть, потом я сведу тебя в театр – если ты будешь умницей.
Сам Младенец явился в клуб около восьми часов. Его встретили очень сдержанно.
– Мы уж хотели разыскивать тебя через полицию, – сухо заметил Сомервилль.
– Меня вызвали неожиданно – по очень важному делу. Страшно признателен вам, господа, за все, что вы сделали для моей сестры. Она только что рассказала мне.
– Ну полно, стоит ли об этом говорить?
– Нет, правда, я вам страшно благодарен. Не знаю, что бы она делала без вас.
Члены клуба наперебой уверяли, что это сущие пустяки. Их скромность и упорное нежелание вспоминать о своих добрых делах были прямо трогательны. Они все время старались перевести разговор на другую тему.
– Особенно восторженно она отзывалась о тебе, Джек, – упорствовал Младенец. – Я никогда не слыхал, чтоб она кем-либо так восхищалась.
– Ты же понимаешь, голубчик, что для твоей сестры… все, что я был в силах…
– Знаю, знаю; я всегда чувствовал, что ты меня любишь.
– Ну полно же, будет об этом! – умолял Джек Херринг.
– Только вот письма твоего сегодняшнего она как-то не поняла, – продолжал Младенец, игнорируя просьбу Джека. – Она боится, что ты счел ее неблагодарной.
– Видишь ли, – принялся объяснять Джек Херринг, – я опасался, что две-три моих фразы она могла истолковать неправильно. И я написал ей, что бывают дни, когда я как будто не в себе – сам не знаю, что делаю.
– Это неудобно, – заметил Младенец.
– Очень. Вот и вчера был один из таких дней.
– Сестра мне говорила, что ты был очень добр к ней. Сначала ей показалось не очень любезным с твоей стороны, что ты не хотел одолжить ей немного денег. Но, когда я объяснил ей…
– Конечно, это было глупо, – поспешил согласиться Джек. – Теперь я это вижу. Я сам нынче утром пошел объясниться с ней. Но ее уже не было, а миссис Постуисл советовала мне лучше и не объясняться. Я так ругаю себя…
– Голубчик, за что же ты ругаешь себя? Ты поступил благородно. Она нарочно хотела сегодня зайти в клуб, чтобы поблагодарить тебя.
– Ни к чему это, – сказал Джек Херринг.
– Вздор! – сказал Младенец.
– Нет, право. Ты извини меня: но все-таки я лучше не выйду к ней. Лучше мне с ней не встречаться.
– Да она уже здесь, – возразил Младенец, беря из рук швейцара визитную карточку. – Ей это покажется странным.