— А что, здесь много оленей?
— До хрена. Спустись к озеру и пройдись вдоль берега: на каждом шагу тропинки, по которым они ходят на водопой.
— Я никогда не охотился.
— А того, в прошлом году, я даже специально не выслеживал. Только сошел с дороги, не успел еще ружье с плеча снять, а он уже стоит, будто дожидается.
— А что у тебя за ствол?
— У меня их несколько. В тот раз я карабин с собой взял, он даром что старый, а отсюда до самого Холдена дострелит.
— Слушай, тут есть один человек, Уолтер Маджестик, — сказал Райан, — так он хочет в этих местах охотничий домик поставить.
— А ты что, его знаешь?
— Я сейчас у него работаю.
— Эй, — сказала Нэнси из машины. — У вас что, антракт, что ли?
Райан посмотрел на Боба-младшего и сказал:
— Я собираюсь сейчас сесть в машину и уехать. Возражений нет?
Боб-младший покачал головой:
— Плевать я хотел на то, что ты собираешься делать.
Он все еще сидел на траве, когда «мустанг», развернувшись на поляне, скрылся в узком тоннеле лесной дороги.
Райан и Нэнси не проронили ни слова до тех пор, пока не выехали из леса и не свернули на проселочную дорогу к лагерю. Райан чувствовал на себе ее взгляд и наконец не выдержал:
— Ну что, понравилось? Получила, что хотела?
— Ты тоже хорош: еще меня и обвиняешь? — Нэнси сидела вполоборота, опершись спиной о дверцу машины, и смотрела на него. — Как ты себя чувствуешь?
— А ты как думаешь? Как будто по морде надавали.
— На вид вроде бы ничего. Могло быть и хуже. На, глотни. — Она протянула Райану бокал, и тот, сделав глоток, поморщился. Сначала ему обожгло десны и нёбо, а затем ободрало пересохшее горло. Зубы и челюсти Райана страшно болели. Открывая и закрывая рот, он слышал у себя под ухом какой-то клацающий звук. Пальцы и ладони саднило, смотреть на них было страшно: грязь с земли и кровь покрывали их сплошной коркой. Нэнси забрала у него бокал, но он так и продолжал держать руль одной рукой. Впереди он заметил группу возвращавшихся с поля рабочих-сборщиков. Услышав звук автомобильного мотора, они стали оборачиваться и отходить на обочину.
— Ну что ж, по крайней мере один вопрос эта драка помогла решить, — сказал Райан.
— Ты о чем?
— Я в тот охотничий домик больше не сунусь. Сколько там будет денег — меня не касается.
Нэнси уставилась в лобовое стекло и ответила не сразу. Наконец сказала:
— Я так и знала, что ты откажешься. Не знала, когда и под каким предлогом, но давно уже это поняла.
— Значит, ты умнее меня, — усмехнулся Райан, — потому что я решил это только что.
— Не надо себя обманывать. Может, ты и хотел обокрасть этот дом, но на самом деле орешек тебе не по зубам, — сказала Нэнси. — Ты как был мелким воришкой-домушником, Ваня, так им и останешься. И сколько бы ты ни мечтал о большой краже, вроде пятидесяти тысяч, тебе этого не потянуть.
— Что ты несешь? — возразил Райан. — Он же нас видел. Представь себе: полиция спрашивает у него: «Вы кого-нибудь видели здесь в последнее время?» Ясное дело, он сразу же нас вспомнит. По крайней мере, меня он точно не забудет, а чтобы сложить два плюс два, большого ума не потребуется.
— По-моему, ты просто не в духе, — заметила Нэнси.
— Верно подмечено. С чего бы это, как ты думаешь?
— Ты злишься потому, что решил, будто бы я спровоцировала вас на драку.
— Это к делу не относится, — сказал Райан.
— Но ведь тот факт, что Боб нас видел, еще ничего не доказывает.
— Я не собираюсь так рисковать, — сказал Райан.
— Ладно, поговорим об этом позже. Сейчас поедем ко мне, я обработаю твои раны, а там посмотрим. Договорились?
— Нам не о чем договариваться.
Машина почти поравнялась с сезонниками, уступившими ей дорогу. Райан сказал:
— Поставь бокалы на пол.
Фрэнк Писарро, услышав шум мотора, выглянул из двери сарая и остался стоять, глядя на поднятое машиной облако пыли. На другой стороне дороги он увидел Билли Руиса; тот возвращался с поля и теперь, перескочив через кювет, стоял на краю дороги и тоже глядел вслед машине. После чего направился к сараю.
— Кажется, это Джек, — сказал он.
— А кто же еще? — сказал Писарро. — Решил показать нам, какую он себе телку завел, да еще и с тачкой впридачу.
— Я ему рукой помахал, — сказал Билли Руис, — но он не заметил.
— Да видел он тебя.
— Не думаю.
— Видел, видел, — сказал Писарро. — Он всех нас видел.
— Тогда почему он хотя бы рукой не махнул?
— Ишь чего захотел! В такой машине он теперь мистер Джек Райан.
Билли Руис покачал головой:
— Да нет, он просто меня не заметил. Иначе бы обязательно помахал.
— Черт возьми, да заткнись ты со своим маханием! Видел — не видел, какая разница? Он теперь тебя и в упор не разглядит. Плевать ему на тебя.
Сплюнув на землю, Писарро отошел от двери и скрылся в темноте сарая. Он нашел сигарету, закурил и улегся на свой тюфяк, давая понять, что не собирается продолжать этот дурацкий разговор. Ему нужно было подумать — о Райане, об этой девчонке, купающейся голой по ночам, свести кое-какие мысли воедино и сообразить, что делать дальше.
Исходный пункт таков: коробку с бумажниками он продал девчонке. Поторопился, конечно. Всю вчерашнюю ночь он провел без сна, вспоминая эту девчонку: как она вылезла из бассейна и как стояла, вытираясь, прямо перед ним, даже не пытаясь прикрыться, пока они обсуждали Джека Райана и бумажники. Она надела блузку и шорты, и он снова повторил свою цену: пятьсот долларов. Девчонка ушла в дом и принесла оттуда восемьдесят долларов. Блузку при этом застегнуть она так и не удосужилась. Не надо было отдавать ей коробку, пусть раздобыла бы еще деньжат, но у нее было только восемьдесят, а он, одурманенный близостью наличных, взял их.
Не надо было продавать все бумажники сразу, а торговать ими по-одному: приходить раз в неделю и получать причитающиеся ему бабки, и чтобы она выносила их в чем мать родила.
Наверное, можно было затащить ее в дом или завалить прямо там, на траве. Она явно на это напрашивалась. Это был бы класс — поиметь девчонку самого мистера Ритчи, но именно поэтому он ее и не тронул. Во-первых, он просто не мог поверить своим глазам — любовница самого хозяина стоит перед ним совершенно голая, — а во-вторых, понимал, что, если дотронется до нее, с ним что-то произойдет. Что именно, он не знал. Что-то ужасное.
Ну ладно, вчера он не все по уму сделал, но после драки кулаками не машут. У него, кстати, есть еще один козырь, и если он сумеет выложить его в нужный момент, то сможет получить с этой наглой девчонки деньги. Он ведь вполне может позвонить в полицию и рассказать все о Райане и о его воскресном воровстве.
Итак, нужно явиться к ней ночью, когда она будет одна, без Райана, и растолковать этой стерве, во сколько ей обойдется его молчание: пятьсот долларов, или он звонит в полицию. И уж на этот раз стоять на своем и не размениваться на мелочи. Восемьдесят баксов! Ишь чего придумала!
Он начал придумывать, как именно он ей об этом скажет. Например: «Если у тебя самой нет бабок, пусть твой дружок постарается. Что-что, а воровать он умеет. Мне, в общем-то, все равно, где ты их раздобудешь».
И самое главное — не забыть повторить: «Пятьсот, и ни долларом меньше. Если не согласна — я звоню в полицию».
Фрэнк Писарро лежал на своем тюфяке в пропахшем плесенью сарае с застеленным газетами полом и жестяной крышей, курил сигарету, и вдруг его осенило: «Погоди-ка, старина. На кой черт тебе связываться с полицией? Полиция тут не нужна. Есть кое-что получше полиции».
А скажет он ей так: «Если не заплатишь пятьсот баксов, я напишу кое-кому письмо. Коротенькое такое письмецо мистеру Ритчи».
13
В первый момент, очнувшись и открыв глаза, Райан никак не мог сообразить, где он находится. Все тело по-прежнему ныло, но уже не так сильно. Слегка пошевелившись, вытянув ноги и подвигав руками, он ощутил прохладные металлические трубки шезлонга. Вроде бы даже почувствовал какое-то удовольствие от того, что тело болит: словно сделал наконец тяжелую и неприятную работу. Он был рад, что подрался с Бобом-младшим, и рад, что все теперь позади. И рад, что Боб-младший их там увидел.