— А-а-а! — протяжно и истошно вопил дед Истрат, — Помогите, ослеп! Ни че не вижу!
Без очков дед Истрат действительно ни черта не различал, даже у себя под носом и пока он дрых, шпана замазала толстенные стекла его очков зубной пастой. Дед проснулся, нацепил на сморщенную картофелину носа окуляры и …
— Помогите! — орал он, а хата надрывалась от смеха. И никто не обратил внимания на откинувшуюся кормушку.
— Иконников, с вещами!
В дежурке его ждали Вьялов и трое омоновцев.
— Здорово, Александр Васильевич, худеешь прямо на глазах.
Вьялов за руку поздоровался со Святым.
— Работа, Олег, такая, с такими жуликами, как ты, забегаешься, скоро штаны спадать станут.
— На шутку это не похоже.
— Шутки для тебя кажется и впрямь кончились.
— Раскопали что-нибудь новенькое?
— Нашли, Олега, нашли, не зря я худею.
Везли его не в аэропорт, как он ожидал, а в Управление внутренних дел по Иркутской области. Подняли на четвертый этаж и завели в просторный длинный кабинет, в глубине которого за массивным дубовым столом дымил сигаретой русоголовый здоровый мужик, слева у самих дверей — смугловатый, с виду одногодок Олега, с пронзительным взглядом опер, тоже в гражданке. Арестованный молча прошел к столу и сел на приготовленный для него стул, слева отрезая его от окон, устроился Вьялов.
«Профессионально пашут», — отметил Святой.
— Здравствуйте, Олег Борисович, я майор госбезопасности Грознов Сергей Николаевич. Приказом прокурора Читинской области сформирована следственная группа из сотрудников Министерства безопасности и работников Управления по борьбе с организованной преступностью, вот откуда я взялся.
— Давай, майор, дальше. Не обращая внимания, что я с тобой сразу на ты, это для связки слов, да и устал я честно говоря от дерьма жизненного.
— Значит и мне с тобой на ты можно? — ослабил тугой узел галстука Грознов.
— Конечно.
Затылок буравили, раскалывали настырные глаза и Святой обернулся к ним. Скрывая выражение лица, Ушатов облокотился на колено и ладонью правой руки до самых глаз спрятался, слегка при этом смежив ресницы.
— Восьмой месяц, Олег, сидишь, ничего в душе не проснулось?
— Святой развернулся к задавшему вопрос и сзади снова зажгло.
— Против вас, Сергей Николаевич, кто не спит по ночам и землю роет, как Вьялов, я ничего против не имею, а на начальников и сильных мира сего — я злой. Сам видишь, что в стране творится, желания разговаривать нет. Тех, кто в мягких креслах сидит и топая ногами кровь людскую льет, я бы повыбрасывал в окна из кабинетов, наверное они высоко сидят, рак от народа так оторвались, а вы им служите, поэтому базара не получится.
— Ну служим мы не сильным мира сего, как ты выразился, а народу. Насчет твоих взглядов на жизнь мы надеюсь еще поспорим, а пока, Олег, давай-ка видик покрутим, правда пока без звука, но по-моему ты и так все поймешь. — Грознов встал и включил видеодвойку.
На экране появился Кунников и две женщины, видимо понятые. Беспристрастный объектив видеокамеры показывал, как опера разгребают опавшие листья и разбирают железобетонный сток грунтовых вод. Потом похоронную процессию и молодую девушку с огромным портретом в руках. Взгляды живого убийцы и погибшего от его руки милиционера встретились.
Ушатов наблюдавший за реакцией арестованного, черкнул на бумажке всего одно слово — «побледнел», — прошел к столу и положил клочок бумажки перед Грозновым.
— Что скажешь, Олег?
— Ничего, Сергей Николаевич.
— Сейчас я воткну еще одну кассету, твой подельник поведает тебе, как вы все это сделали.
— Дело ваше, но имейте в виду, чтобы я не увидел, буду молчать.
— Понятно.
Святого увели на первый этаж и заперли в малюсенькую камеру, без параши, вентиляции и даже без привычного глазка в глухой металлической двери. «Че они меня в тюрьму не уперли?».
В тюрьму его не возвратили потому, что в нее только что завезли Эдьку, а ему предстояло путешествие на другой конец России.
В четвертом часу утра Олега, дремавшего сидя на корточках, разбудил Ушатов, сводил в туалет, позволил умыться и через пять минут пристегнутого наручником к внутренней ручке управленческой «Волжанки», его катили в порт.
— Закуришь? — Грознов протянул Святому сигарету. — извини, ты ведь не куряка, забыл совсем.
— Давай, — прикуренную уже «Магну» взял у него Олег и словно заядлый курильщик, глубоко затянулся.
Николаевич с Ушатовым переглянулись.
— Вот, Сергей Николаевич, любуйся на то, что ты делаешь, — блеснул в темноте салона ровными белыми зубами его заместитель, — не курил ведь человек, зачем предложил?