— Не вздумай улизнуть — Серега чесанул в крутящиеся стеклянные двери и почти тут же вернулся — ведро есть?
— Резиновое, правда. Подойдет?
— Потянет, — с той же скоростью он снова исчез.
Полное ведро плескающего пеной шипящего шампанского, которое всю обратную дорогу Дымок держал на весу, везли осторожно. Расплатившись с прыщавым за скорость и устроенный переполох, Серега свистнул подельника, висящего на подоконнике второго этажа с охапкой наломанных веток сирени.
— Святой, обрывайся и стаканчик прихвати. Повод для сабантуя, как я понимаю, есть.
— Пить будешь? — испуганно погас зеленый родничок глаз.
— Как думаешь, Леночка, в этом веке в глобальном масштабе, конечно, какое самое главное событие посетило человечество?
— Война во Вьетнаме, наверное, а может, полет Гагарина в космос.
— Умничка, а это смешной мальчишка с красной морщинистой мордашкой — мое жизненное событие. Понимаешь?
— Наше, — поправила его жена.
— Вот за это я сейчас и врежу. Дымок, че припер?
— «Шампунь»!
— Почему не в пузырях?
— Официантка, курва, не дала — на этикетках плюхи ресторанные стоят.
Пахнущее резиной шампанское кончилось около трех часов ночи.
— Айда на «Бан», — пнул мягкое ведро Серега.
— Возьмем у барыг водовки, догонимся и на тачке до меня дунем. Любаню тебе светану, шикарная дама.
До вокзала было рукой подать. «Завтра выходной», — прикинул Олег — в зияющую пустотой квартиру его не тянуло.
— Пошли, — согласился он и через час, растормошив давно спавших домочадцев, Серега продолжил праздник души Святого.
— Мама, это Олега! Помнишь, я про него рассказывал? — выворачивал наизнанку холодильник Дымок. Ему сегодня жена наследника подарила, вот мы и загуляли. Завтра опохмелимся, а на следующий день мы с Любашей к ее родителям махнем.
— На какие шиши, интересно? — помогала накрывать на стол обрадованной новостью невестке опрятная и приятно полноватая Серегина мать.
— Кент в отпуск пошел, — начал врать Дымок, — а все причитающиеся ему за это денежки мне подогнал.
— Правда, что ли, Олежек?
— Да не жалей ты его. У него дома под кроватью печатный станок спрятан, он, лиходей, день и ночь только тем и занимается, что «капусту» режет, — откупоривал зубами бутылки холодного пива Серега.
— Баламут ты, Сережка. Правда, хоть, что улетаешь?
— А че?
— Белье собрать надо? Надо, — стала загибать пальцы на руках мать — подарки куме отправить надо? Надо.
Заметив тоскливый взгляд Любы, которая ждала ответ Дымка куда сильнее его матери, Святой разрядил обстановку.
— Правда, тетя Лена, даю вам слово, но случится это, к сожалению, только послезавтра.
— Я тебе что, надоел? — удивился Серега.
— Мне-то ладно, а вот родителям пора от тебя отдохнуть.
— Сережка, где вчера шлялся? — села ему на колени Люба.
— Не поверишь, курочка моя, — уже набитым всякой всячиной ртом ответил он, — роман целый настрочить можно и даже нужно, Олега попросим, он башковитый, между делом как-нибудь черкнет. «Ночь на острие ножа», представляешь?
Угомонились сваленные водкой друганы почти в обед. Заблудившийся в квартире пахнущий мокрым асфальтом ветер, колыхал густые кудри Святого и наполовину свалившуюся с его распластанного по коже тела махровую простыню. Рядом постанывал в кошмарном сне Дымок. Стараясь не греметь посудой, на кухне прибирались тетя Лена и Люба.
— Олежка весь синий, наверное, тоже сидел, не знаешь?
— Не-е. Сережка говорил, что он в Афгане служил. Душманы его самолет подбили, и Олег без парашюта из горящего истребителя катапультировался. Упал, бедный, прямо на скалы и теперь этот синяк у него на всю жизнь остался.
— Какой синяк? У него мужик с копьем, сидящий на коне, во всю спину наколот.
— Правда?!
— Иди, сама посмотри, он без футболки спит. Да не бойся, их, басурманов, сейчас атомной бомбой не разбудишь.
— Красивый у тебя, Валюша, зять. Не пьет, не курит, слова матерного от него сроду не услышишь, — нахваливала Святого тещина соседка, вместе с ней развешивающая стираное белье на прочно натянутой проволоке треснувший от старости дворовых столбов, — всю ночь у него под окошком такси включенным счетчиком молотило, сразу видено, любит твою дочь. Смотри, Валюша, — толкнула она ее эмалированным тазом, — никак едут!
Разгоняя купающихся в водопроводной луже голубей и мягко шурша по начинающему раскаляться асфальту шинами, к подъезду подкатила желтая «Волга» с черными шашечками на водительской дверке и из нее действительно показался Олег, бережно прижимавший к груди кружевной сверток одеяльца, перепоясанный широкой синей лентой.