— Любимая теща, внука принимай, — сверкая золотом коронок, передал он ей ребенка, — а я на работу смываюсь, отпустили только до обеда.
Поцеловав ямочку на щеке жены, Святой упал в тачку.
— Теперь до гаража Управления торговли и ты свободен.
— Олежка, переоденься!
— Некогда, Леночка.
— Близких друзей можешь вечером пригласить, я торт испеку.
— Друг у меня только один, — уже из тронувшейся машины крикнул Святой, — но тот, к нашему счастью, две недели назад со своей матрешкой на Черное море улетел.
Пропустив выезжающее с ограды такси, возле весело обсуждающих свои нелегкие проблемы женщин, остановился обшарпанный горбатый «Москвич», принесший от легкого на помине Дымка телеграмму и вместо торжественного ужина, Олег с напросившимся в город Максимом, до поздней ночи проторчал на центральном переговорном пункте. С затерянным в Украинской глубинке Лисичанском не соединяли очень долго и, когда Максимка заклевал носом в полированный столик зала ожидания, Святой подхватил парнишку на руки, и направился к выходу.
— Квитанция номер шестьдесят три, пройдите во вторую кабинку. Вас вызывает Лисичанск, — остановил его бодрый голос динамика.
«Вот сучка, пока пацана мне не заморила, не крикнула», — придерживая сладко причмокивающую голову старшего сына, повисшую на его плече, Олег зло сдернул с рычага телефона трубку и сразу заорал: — Ты бы, засранец, еще в пять утра меня с постели поднял…
— Гражданин, успокойтесь, вас все равно не слышат, — перебил его писклявый голосок телефонистки, после чего в перепонке уха треснул знакомый Серегин бас: — Алло! Как слышишь?!
— Не ори, мудила, Макса разбудишь.
— Понял, — не обращая внимания на просьбу приятеля, продолжал брызгать слюной, словно за ним гонится милиция, на другом конце страны Дымок, — у меня все ништяк! Накладочка, правда, непредвиденная вышла, вследствие чего я без копейки остался.
— Ты что там, деньгами печи топишь? — удивился Святой.
— Хуже, у Любкиных родителей, оказывается, кроме нее еще девять детей на иждивении!
— Гордись, теща — героиня, прикидываешь? Не каждому такое счастье на голову сваливается, а только избранным, и то не каждый день.
— Горжусь, но с утра пораньше я этой прорве тележку колбасы закупаю, а через час они ее уже кончают. Надеюсь, теперь ты меня понимаешь? Филки, как будто пылесосом из карманов повытянуло. Выручай, братан! Пригони хоть рублей двести!
— Да не вой ты, как волк на луну, завтра телеграфом отправлю. Теперь тебе миллионы красть придется, чтобы такую армию прокормить.
— Смеешься, гад, а я не знаю, как отсюда вырваться.
— Ну, ладно, придурок, разбег. Прилетишь, сразу ко мне прись.
Тем временем, обеспокоенная долгим отсутствием мужа и сына, в наброшенной на плечи материнской шали, Лена караулила их в увитой хмелем беседке, но подошли они все равно незаметно.
— Извини нас, мать, что нехорошо все так получилось, — закружил ее Олег на руках — торт готов?
— Как будто он тебе нужен.
— Максим, рубать хочешь?
— Хочу.
— Беги к бабушке и тащи сюда, что они там для нас выпекли.
— Здесь будем кушать, — обрадовался сын, — темно же?
— Не боись, Кибальчиш, мимо рта не пронесем. Главное, на лестнице аккуратней, — крикнул ему уже вдогонку Святой — нормально все, Ленка?
— Раз вернулись живыми и здоровыми, значит, нормально!
Спустя три дня, громкий стук в окно разбудил Олега и напугал кормящую малыша Лену.
— Сколько время? — нехотя выполз он из-под покрывала.
— Два часа, — ответила жена, глянув на будильник, стоящий под вечно горящим торшером.
Прошлепав босыми ногами до входных дверей, Святой провернул в замочной скважине ключ.
— Привет! — накинулся на него Серега, — я прямо с аэропорта!
— Заткнись, а то я тебя придушу.
— За что? — немного обиделся он.
— Игорешка бай-бай делает, а ты окно вышибаешь.
— Извини, я же не в курсе, что ты его домой забрал. Чайник ставь, жрать охота.
— Вали на кухню, там разберешься, что к чему — Олег пошел умываться.
Горячий еще чайник, в воде которого Лена совсем недавно подогревала бутылочку с детским питанием, сразу зашумел. Вспоминая невзрачный прокопченный угольной сажей маленький шахтерский городок, Дымок стал, как обычно, причесывать: — Сады белые-белые, словно мукой посыпанные, грушами только поросят кормят. Дороги, как стрела. На «Икарусе» всего тридцать минут до моря летишь.