Серега ткнул горящую бумагу в ведро с маслом и, опрокинув его в наступившей темноте, кинулся к печке, где заранее поставил друг на друга два телевизора, чтобы удобней было выбираться на крышу. Решетчатые окна без ставень, подсвечивая яркой луной, помогли Олегу нагрести полмешка шоколадных плиток. Он вытолкнул их в дыру и, подтянувшись на руках, выскользнул сам. У чердачного проема лестницы не было, потому что в эту слегка душноватую ночь от подельников ушла масть. Деревянная ступенька хрустнула под ногами Дымка, и теперь он со сбитым от удара дыханием валялся на куче ржавых обручей с рассохшихся кадушек из-под квашеной капусты. Святой кинул мешок и спрыгнув на землю, с трудом вырвал у ничего не соображающего от боли приятеля лестницу, которой он был придавлен.
— Давай, чучело, рожай. Еще пять минут и нас тут накроют.
Пытаясь выдавить из себя хоть слово, тот подтолкнул Олега в сторону забора.
— Завязывай, дохлятина, никуда я без тебя отсюда не уйду. Если не хочешь, чтобы красота наша сгнила где-нибудь на лесоповале в Краслаге, подымайся.
Загибаться в таежных сугробах Красноярского края Сереге не хотелось, и, встав на карачки, он пополз к воротам, а час спустя облегченно скрючившись на задней седушке «запороги» и, подложив под свою дурную голову мешок с шоколадом, шуршал золотинками.
— «Сказки Пушкина», на, попробуй?
— Отстань, — напряженно всматривался в набегавшее на машину едва различимое в свете фары полотно дороги Святой.
— Ты че, обиделся?
— Да нет, ты что, я думал, наоборот, ты на меня дуешься за то, что я не дал тебе магазин сжечь.
Дымку было не до смеха, он и так понимал, из какой каши они только что юзанули и, развернув очередную шоколадку, произнес где-то вычитанную фразу.
— На то она и жизнь, чтобы в ней спотыкаться!
— Это точно, — подтвердил Олег. «Если в деревне щекотнулись, то должны позвонить в читинскую сельскую милицию, а значит, в любую секунду навстречу может показаться синий огонек вертящейся мигалки ментовского «УАЗика». Хорошо, что эти придурки всегда с шумом летают, замечу я их издалека.
— Не переживай, пронесет, — кажется, допер Серега, о чем гоняет подельник.
— Оказывается, в твоей жующей башке кое-какие мысли еще бродят.
— А как же, — отломил он кусочек от «Сказок» и сунул Святому в рот, — с недельку заходить к тебе на хату не буду.
— Че так?
— Теперь-то Ленка мне точно харю расцарапает.
— За что? — сверкнул зубами в зеркало заднего вида Олег.
— С понтом, не догадываешься?
— Нет.
— За то, что дома не ночуешь.
— Соображаешь.
За квартал от слабо светившихся в утренних сумерках окон квартиры, Святой заглушил «Запорожец».
— Ну, ладно, пират двадцатого века, словимся в моем гараже или я к твоим родителям заеду.
— Шоколадок возьмешь? — пересел Дымок за руль.
— Ты что, родной, меня вместе с этим мешком жена на улицу вышвырнет. Она, по-моему, и так о чем-то догадывается.
— Дело твое, — он вывернул руль до отказа влево, желая с шиком развернуться почти на месте, и, воткнув вторую передачу, резко газанул, опустив педаль сцепления. Со страшным скрежетом металла об асфальт и звонка брызнувшим по сторонам лобовым стеклом, машина встала на крышу. Серега шустро протиснулся в образовавшуюся дыру и разорался на остолбеневшего приятеля.
— Помогай! Не видишь, в домах свет включают!
Надрываясь от хохота и тяжести горбатенького «Запорожца», они перевернули его на колеса.
— Братан, врубай первую скорость и очень тебя прошу, докати до хаты живым, а то Любаня прилетит, а родичи сына хоронят. Да и вообще, сам понимаешь, для одной ночи приключений многовато.
Исчезла с небосвода последняя звезда. Сидя грязными штанами на выбеленной вчера тещей завалинке, Олег жабрами чуял, что Ленка, как обычно, когда муж искал на жопу приключений, не сомкнула до утра глаз. «Что я, волк, потерял? Нюх, что ли? Пацана мне баба, как путнему, родила, работа нравится. Кружит вокруг да около нож острых ощущений, не напороться бы».
— Олежка, заходи давай, — в отворенную форточку позвала его жена, — ни днем, ни ночью тебя дома не бывает.
Не отвечая на Ленкины вопросы, выжатый, как лимон, Святой угрюмо ковырялся в яичнице, а тем временем старший брат Дымка, не веря глазам своим, с ужасом ощупывал мозолистыми руками природного пахаря свой исковерканный «Запорожец».
— Серега, что это?
— Тачка твоя, не узнаешь, что ли?
— Издеваешься, что я Наташке скажу?