Грустно всё это.
Из кухни доносился возбуждённый женский голос:
– Говорю специалистам: «Так и так. Жарю фарш – половина воды. Половина! Подскажите, говорю, как на мясников в суд подать». А специалисты от компьютеров не отрываются, лениво так: «Уже подавали, и не раз. Ни одного выигранного дела. И вам не советуем: только на судебные издержки потратитесь». И ещё говорят: «А не боитесь встречного иска за распространение клеветнической информации?».
Я заглянула в кухню, больше похожую на лабораторию. Только вместо штативов, реторт и колб повсюду: на столах, подоконнике и даже на полу – теснились блюдечки, стаканы, миски, дуршлаги, ситечки, тёрки. Как будто всю посуду повынимали из шкафов.
В посудках виднелось что-то скукожившееся и потрескавшееся, что-то прокисшее, поросшее мохнатой чёрной шёрсткой плесени. На плите яростно плевалась жиром сковорода. Рядом булькала, кипела кастрюлька, в ней выпаривалось бурое месиво, источая запах старого грязного белья.
– Слышите? Слышите?! – волновалась посетительница, водя носом: – Я им говорю: испорчено – а они: «Экспертиза платная». И называют сумму несусветную. А у меня пенсия.
– А, как вам?! Лаборатория Пенсионерского! – гордо подмигнул дедок.
За кухонным столом восседала высокая суровая старуха в сдвинутых на кончик носа, как у Познера, очках. С важным сосредоточенным видом, тоже как у Познера, капала чёрную жидкость в блюдечко с мёд. Мёд на глазах синел.
Старуха удовлетворённо кивнула и записала что-то на бумажке.
– Иван Савельич! – крикнула она старику в прихожую. – Принесли копии сертификатов?
Бегло просмотрела, присовокупила к таким же бумагам в разбухшую папку. Со мной разобралась быстро: «Пустяковый случай». Сунула визитку с телефоном бесплатного юриста:
– Старательный мальчик, колясочник. За своих, льготников, горой стоит. Как раз защищает диплом, что-то о пищевом и торговом хаосе в эпоху дикого капитализма.
А дальше я осталась из любопытства, села незамеченная в уголок, чтобы не мешать.
То и дело хлопала входная дверь. Посетители вынимали из сумок… Чего только они ни вынимали! Продукты, требующие сложного исследования бабНюра откладывала и назначала время для получения результата анализа, записывала в журнал. Простейшие тесты проводила тут же, на глазах у изумлённой публики.
Стучала по крупному румяному яблоку костяшками пальцев.
– Слышь, звук гулкий, как в бочонок? Пустое внутри, с гнилой сердцевиной. Какие свежие яблоки в мае?! Мало что на этикетке напишут, а ты верь больше. У свежего яблочка стукоток глуховатый, крепкий, тугой.
Капала йод в сметану, творог и томатную пасту. Распускала сливочное масло в горячей воды и «гадала» на масляной гуще. Сыпала муку в уксус и наблюдала реакцию. Обвёртывала мясо в салфетку. Макала в мёд кусочки хлеба и остриё химического карандаша. Плавила в блинной сковородке сыр. Поджигала спиртосодержащую жидкость.
– Не отравлюсь ли? – волновался, по-девичьи рдел розовыми скулами испитой мужик.
– Не отравишься, пирожочек мой. Вишь, проволоку раскалила, опустила – почти не пахнет. Горит синим огнём. Был бы метиловый – вонял чёрти чем и зеленью отдавал… А ты бы, Николай, бросал лосьоны-то пить. Румянец у тебя нехороший, лихорадочный. Сам сгоришь внутренним огнём.
Иногда Бабнюра снисходила, объясняла свои действия:
– Во-от, пирожочки мои… Видите, облила водкой колбасный срез? Покраснело – смело выбрасывайте: подделка.
Поматывала-покачивала молоко в узком стакане, внимательно рассматривая на свет потёки на стенках стакана. Проводила органолептический контроль творога: обнюхивала, пришлёпывая губами, обминала языком рассыпчатые творожные крупинки. Комментировала вдумчиво:
– Ощущение плёнки на языке… Будто свечку во рту подержала. Мылкий привкус… – и выносила безапелляционный вердикт: – Трансжир.
Древней старушке, которую под руки довели до стульчика, Бабнюра крикнула в ухо:
– Прокопьевна, пирожочек мой, я ж тебе толковала: яйца кидай в воду, в солёную. Всплывут – лежалые. Потонут – свежие.
– Да не вижу ничего, слепая, – шамкала Прокопьевна. – На рынке божились: утрешни, мол, тёпленьки, тока из-под куры.
Диетические утренние яйца весело бултыхались в воде, постукивали друг о дружку и ни в какую не хотели опускаться на дно.
К полуночи поток посетителей иссяк. Остались три женщины, да старичок Савельич цвёл среди нас – как алая роза среди крапивы. Я, одной ногой, сбегала на угол в лавочку на углу. Купила хорошего зелёного чаю, шоколадных конфет. Бабнюра аккуратно убрала своё лабораторное хозяйство, прикрыла приборы и реактивы чистой тряпицей.