— Ну, я не знаю, Костик, — нерешительно ответила Вера. — Варька дома.
— Да ее небось из пушки не разбудишь, — усмехнулся Костян. — Эти младшие сестренки дрыхнут без просыпа, уж я-то знаю — у меня самого такая… А ты чего стесняешься, Вер? Это ведь у всех бывает…
— У меня… в первый раз, — выговорила Вера, краснея.
— Ну ничего, ничего, — бормотал Костян, пьянея от одного только ее смущения.
Он принялся расстегивать на ней блузку, и Вера, как это говорят, «сомлела».
— Ты только не торопись, — прошептала она.
Костян сказал:
— Не бойся. Тебе понравится.
И повалил ее на тахту.
Он ушел через два часа, довольный, посвистывающий. Вера осталась лежать на тахте. Она даже не встала, чтобы закрыть за ним дверь. Тихонько плакала в подушку. Еще через час возвратился Глеб. От него пахло водкой.
— Вера, ты дома? — бодро спросил он.
Она с трудом села.
— Где ты был?
— Гулял… А ты что такая зареванная?
— Костян… — сказала Вера.
— А, — кивнул Глеб. Он взял из буфета бутылку водки, два стакана, уселся за стол. — Иди сюда, выпьем.
Вера подсела на краешек стула.
— Так ты… все знал? — догадалась она вдруг. — Ты нарочно из дома ушел?
— Можно сказать и так, — кивнул он, наливая водки себе и сестре. — Не плачь, Веруня. Такое у всех бывает в первый раз. Потом точно понравится.
— Ты меня… ему продал! — воскликнула Вера.
— Ты пей! — строго приказал Глеб и ткнул ее в губы стаканом. — Пей, легче будет. Я хочу тебя с Костяном поженить. Он из местных, на лесопилке на хорошем счету, да и связи у него в городе…
— Ненавижу его и тебя, — сказала Вера. Она быстро проглотила налитую в стакан водку и ушла к себе. Закрылась в комнате. Глеб только плечами пожал. Утро вечера мудренее. Всякое горе нужно заспать. А проснется Вера — будет сговорчивей.
Но не оказалась сестра сговорчивей. Наоборот — про Костяна даже слышать не хотела. Одно твердила — «ненавижу его». Костян, кстати, тоже к Вере после того случая охладел. «Интерес у меня пропал, — объяснял он Вериному брату по-простому, — больно уж она оказалась сговорчивая… Я только постучался в дверь, а она сразу и открыла. Какая из нее будет жена? Смех один. Ты уж, Глеб, на меня не обижайся… Не хочу я на ней жениться. Пройденный этап. У тебя там вторая сестренка созревает, эта порох…»
Глеб был совершенно трезв и потому Костяну ничего не сказал. Только посмеялся, похлопал его по плечу. А через несколько дней с Костяном произошел несчастный случай на производстве. Придавило бревном, да так неудачно — мамочки мои! — что перебило позвоночник. Приезжал следователь, младший лейтенант Харитонов, тоже из местных. Опрашивал товарищей пострадавшего. Долго беседовал с Глебом Царевым и даже пил с ним, самую чуточку — из вежливости. Товарищ Харитонов помнил, как сажали Царева-старшего, как велось следствие по делу о замерзшей в пьяном виде мамаше-Царевой (ее нашли зимой неподалеку от магазина, уже окоченевшую)… В конце концов дело о несчастном случае на производстве было закрыто. Виноватым в случившемся был признан сам Костян. Он нарушал технику безопасности и вообще в то утро был уже выпивши. Так что полагалась ему мизерная пенсия по инвалидности — и на этом все.
Глеб навестил Костяна в больнице. Костян лежал на койке и глядел в потолок.
— Ну что, Костик, не лучше бы тебе было жениться на моей сестре? — со злой улыбкой спросил Глеб.
Костян не ответил.
— Будешь ссать под себя до конца дней, — пообещал ему Глеб.
И ушел.
— Какой хороший этот Глеб Царев, — проговорила санитарка, заглядывая к Костяну после ухода Глеба. — Навестил товарища. Другие-то с лесопилки и носу не кажут…
Когда Верка устроилась на работу в библиотеку, Глеб поморщился — слишком уж на виду сестренка. В эту их библиотеку ходит кто ни попадя. И что самое неприятное — полно чужаков. Нефтяники Глебу не нравились абсолютно. Понаехали со всех концов страны, ни родни, ни знакомств, и о человеке ничего толком сказать нельзя… То ли дело — местные: тут все на виду. Если дадут промашку — то с ними можно как с Костиком. А на нефтяников у Глеба управы никакой нет. Уйдет сестрица из-под братнина надзора, ой уйдет…
Когда Вера объявила о скором своем замужестве, Глеб напрягся. Сам-то он сеструхе, понятное дело, ничего говорить не стал, но положил себе в голову тяжелую мысль: расстроить этот брак во что бы то ни стало. Разведал стороной про жениха. Виталий Казанец. Красив. Сердцеед. Вроде как передовик производства. Во всяком случае, план всегда выполняет, в бригаде им все довольны. Следит, чтобы премиальные всегда выплачивались. Выработка у него не выше, чем у Векавищева. Но Векавищев частенько сидит без всяких премиальных. Чего не скажешь о Казанце. Вывод? Вывод: мужик умеет делать дела.
Но это еще не повод отдавать ему Верку… Плюс к тому, рассудил Глеб, такой человек имеет к себе большое уважение. Надо бы переговорить с ним.
Он встретил Казанца в магазине. Виталий с приятелем покупали консервированные овощи.
— Слышь, ты — Виталий Казанец? — обратился к нему Глеб.
Казанец глянул на приятеля, кивнул ему:
— Иди, я догоню. Видишь — тут разговорчик наклевывается.
— Я снаружи подожду, — предупредил приятель и вышел.
— Я Казанец, — подтвердил Виталий.
— Глеб Царев, — представился Глеб. — Брат, стало быть, невесты твоей, Веры. Понял теперь?
— Понял — что? — удивился Виталий.
— Что я Верке заместо отца с матерью был, — пояснил Глеб. — Самый близкий ее человек. А ты со мной даже познакомиться не хочешь.
— Придет время — познакомлюсь, — сказал Казанец спокойно. — А чего ты меня разыскивал-то? Я бы сам к тебе пришел.
Глеб пожал плечами.
— Сейчас такое время — уже не знаешь, чего от людей ожидать. Тебе Верка давно понравилась?
— Порядком, — сказал Виталий. — Девушка видная, белокурая. Мне такие нравятся. И характер у нее хороший. Ее немножко того… пообломать, и будет отличная жена. Готовить научу, рубашки гладить.
По повадкам Казанца Глеб безошибочно определил: в его семье отец, случалось, бивал мать. «Учил» ее кулаками уму-разуму. И Верку та же участь ожидает.
Все хорошо, да вот только не забил бы этот умник Верку совсем до смерти…
Глеб не был плохим человеком. Он по-своему любил сестер и желал им добра.
— Слышь, Виталий, — сказал Глеб, — а что ты скажешь, если узнаешь, что невеста твоя… того… уже была в употреблении?
— Что? — потемнел лицом Казанец.
— То! Что слышал! — повторил Глеб. — Пользованная она, понятно? Уже побывала под мужиком. А теперь за тебя замуж собралась. Ну, что скажешь?
— Убью сволочь! — прошептал Казанец. — Кто?
— Кто — тот уже не жилец, — ухмыльнулся Глеб. — А вот ты сам как поступишь?
— Я? — Виталий изогнул красивые брови. Казалось, его изумляет подобная постановка вопроса. — По-твоему, я возьму за себя порченую девку? Вот еще! Только объясни, зачем ты-то меня предупредил?
— А что? — удивился в свою очередь Глеб. — Я, по-твоему, должен был правду скрывать? Она бы все равно наружу вышла, эта правда…
— Тебе, наоборот, надо бы о счастье сестры заботиться…
— Я и забочусь, — спокойно ответил Глеб. — Я по тебе сразу понял, что ты мужик настоящий. А настоящий мужик не простил бы жене такой обиды. До конца Веркиной жизни попрекал бы ее, а при случае бил бы. И она бы слова тебе поперек не сказала. Мне оно надо — чтобы ты ее в гроб раньше времени загнал?
— Ну, ты, я погляжу, хорошего обо мне мнения! — хмыкнул Виталий, не то обиженный, не то, наоборот, польщенный.
— Еще скажи, что я ошибаюсь.
— Нет, — подумав, покачал головой Виталий. — Не ошибаешься ты… Ну, прощай, Глеб.
Он сунул Цареву руку на прощание и вышел из магазина. Глеб выглянул в окно. Он видел, как Казанец подходит к своему товарищу, говорит ему что-то коротко и как оба они преспокойно идут прочь. По тому, как держался Казанец, Царев понял: нефтяник не слишком-то огорчен известием о своей невесте. Разрыв помолвки с каменногорской девушкой для него практически ничего не значит.