Но Варя была крепким орешком.
— А если и бегаю — что с того? Он сам за мной бегает.
Глеб надвинулся на сестру.
— Мало что Веру опозорили на весь город? Ревет ведь каждую ночь… Так теперь еще и ты!..
— А ты на меня не ори! — спокойно произнесла Варя.
— Да я орать не буду — случись что, просто убью, — пообещал Глеб.
Варя отскочила на безопасное расстояние и принялась отплясывать, дразня брата.
— Сначала догони!
— Догоню!
— Ты чего от меня хочешь? — крикнула Варя. — Ну вот скажи, Глеб, чего ты хочешь?
— Я счастья тебе хочу, дура! — взревел Глеб.
— И какого счастья? С кем-то из твоей шпаны встречаться? В гробу я их видала! Всю жизнь с алкоголиком жить? Надо мне это!
— Умная не по годам! — сказал Глеб. — Но я тебя воспитаю, учти. А ну, домой, живо!
— Не пойду! — крикнула Варя. — Не пойду!
— Я вот тебя за косы-то оттягаю, — пригрозил он.
— Догони сначала! — весело закричала Варя и бросилась бежать.
Глеб пустился сперва в погоню, но быстро отстал. Куда ему за шустрой девчонкой по буеракам скакать! Эта часть Междуреченска вся была изрыта старыми и новыми помойками, разрушенными и недостроенными домами, какими-то канавами… Варя-то как коза скакала, a Глеб тяжелый.
Ничего. Забудет она своего геолога. Сколько ни бегай, сколько ни скачи, а вернуться домой придется. И уж тогда Глеб Царев сумеет поставить строптивую сестренку на место.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Наступила зима — как и ожидалось, снежная, вьюжная. Странно было думать Степану о том, что в Москве еще осень, с дождями и последними листопадами, мама ходит по улицам в пальто и ботиках, следит за тем, чтобы не забывать дома зонт…
Изо рта вырываются клубы пара. Ужас как холодно — даже дышать больно!
Зимой трудно крутить романы. Дора Семеновна говорит, что зимние романы чаще заканчиваются свадьбой, чем летние. «Летом-то молодым ребятам есть где баловаться. Как в песне поется: и под каждым им кустом был готов и стол, и дом… А зимой-то приходится искать место. Так повсюду же люди, вот поневоле и приходят к мысли сперва пожениться и уж потом получить законное право… Всё лучше, чем как зверята по углам тыкаться…» — рассуждала она.
Будучи комендантом, Дора Семеновна сильно страдала от того, что, в сущности, вынуждена смотреть сквозь пальцы на вопиющее нарушение законодательства. Она не имела права селить в одну комнату официально не расписанных. А таковые случаи стали в поселке не редкостью. И даже если комендант требовала, чтобы «мальчики» жили в одном помещении, а «девочки» в другом, она не могла не знать: предприимчивые молодожены попросту менялись комнатами, жены перебирались к мужьям, мужья — к женам… Ревизий Дора Семеновна не устраивала, в комнаты с криком «А ну покажьте штамп в паспорте» не врывалась. Понимала: все живые люди, молодые, только начинают жить…
Однако решать проблему было необходимо, и Дора Семеновна прибегла к радикальному средству: напала на Дорошина, указала ему на недопустимость морального разложения в поселке и потребовала, чтобы за работником ЗАГСа был отправлен специальный вертолет.
Да, только Дора Семеновна способна была на подобные подвиги!.. Никто другой не сломил бы сопротивление парторга. Однако авторитет почтенного коменданта был настолько силен, что Дорошин даже возражать особо не решился. По большому счету, Дора Семеновна права: люди молодые, семьи уже сформировались, осталось зарегистрировать свершившийся факт.
И привез! Привез из районного центра сотрудника с пачкой бланков для свеженьких свидетельств о браке и с регистрационной книгой! Сотрудник, точнее сотрудница — пышная дама, увенчанная пышной прической, — была недовольна экстремальным заданием, слегка помята в дороге, но справилась отлично. Квалификация — никуда не денешься. Сразу пять молодых советских семей получили доброе напутствие и официальный документ от государства. И Дора Семеновна с легкой душой прописала их в семейном общежитии — теперь на самых законных основаниях.
Поэтому и Степан Самарин рассчитывал на поддержку всемогущей Доры Семеновны. Увидит, как мыкаются юные Ромео и Джульетта, — и придет на помощь.
Варя прочитала взятую в библиотеке драму Шекспира и взахлеб обсуждала ее со своим избранником.
— Степка, это жуткая история, но такая жизненная! — делилась она. — Родные, в общем, были против, но они все равно встречались… Ужас, одно слово. У нас, в Междуреченске, такое тоже может запросто случиться.
— Не случится, — уверенно отвечал Степан. — Мы в Советской стране живем. Кругом — наши люди. Не будет здесь таких глупостей, как при капитализме, когда только за бедность или там незнатное происхождение препятствия чинили…
Варе рассуждения Степана очень нравились. Она убегала к нему на свидания каждую свободную минуту. Глеб уж и запирать сестренку пытался — так она в окошко вылезала. И следил за ней — но она ускользала. Пару раз пытался вздуть, да какое там! И Верка вступалась, и сама Варвара глаза выцарапать норовила…
И все равно не бывать этой свадьбе. Глеб не верил приезжим. Верку ославили — теперь за Варьку взялись. Одни неприятности от них. Раньше-то Глеб и его друзья в Междуреченске были как цари и боги. И на зверя ходили, и кое-чем приторговывали, и связишки держали. Многие от них зависели. Если кто из зоны возвращался — тоже поддержка, причем в обе стороны. Темные, тайные нити тянулись по всей Сибири…
Пришлые многое грозили разрушить. С их появлением все хуже стало.
Глеб надеялся, что зима помешает Вариным свиданкам, да какое там! Разве остановят тридцатиградусные морозы юное, пылкое создание? Замотается платком, рукавички натянет, валеночки — и бежать!
Степан, растение куда более тепличное, московское, на сибирскую почву пересаженное недавно, от холода страдал. Не привыкает человек к холоду. Научно доказано разными экспедициями на Северный и особенно на Южный полюс. К любой жаре, к влажности привыкнуть может. В пустыне живет. А холод не переносит и привыкание не развивается.
Поэтому ребята недолго гуляли по улице — только до котельной. Там было натоплено, сыро.
— Уй, как тепло, хорошо!.. — запела Варя, снимая рукавички.
Степан залюбовался ее румяным личиком.
— Какая ты, Варя, все-таки у меня красивая!
— Ладно тебе… сейчас покраснею…
Самарин рассмеялся:
— Ты и так вся красная, как яблочко.
Щеки у Вари пылали: с мороза да в теплынь! Не поймешь от чего. Одно Степан знал точно: смутить Варвару до крайности сложно.
— Давай щеки разотру, а то отморожение начнется, — предложил Степан.
— Что, белые пятна появились? — обеспокоилась Варя.
— Надо посмотреть… — Степан коснулся ее щеки, привлек к себе и поцеловал. Варя охнула, прижалась к нему, обхватила его за шею, запрокинув голову.
— Я люблю тебя, — сказал Степан, отрываясь от сладких Вариных губ. — Жениться на тебе хочу, правда. Поговоришь с братом?
— Степка… — выдохнула Варя.
И тут дверь в котельную распахнулась и вошел тот, о ком они только что вспоминали, — Глеб. В расстегнутом, несмотря на мороз, ватнике, стуча заледеневшими валенками по деревянному полу котельной, он приближался к влюбленным. А за ним, окутанные клубами пара, валили его приятели, шесть или семь человек.
— Так, — сказал Глеб, хватая Варю и оттаскивая ее от Степана. — Иди домой.
— Не пойду! — заверещала Варя. — Пусти!
Она рванулась, да какое там! Силач Глеб крепко держал ее за локоть.
— Не ори! Домой ступай!
— Степ-ка! — закричала Варя, приседая, чтобы вывернуться из хватки брата.
Глеб дернул ее, поставил на ноги.
— Хватит! Домой!
Он зажал девушке рот ладонью, а другой рукой сгреб ее за ворот — и потащил к выходу из котельной.
Степан дернулся было бежать за Варькой, но ему преградили дорогу приятели Глеба. Один из них, сплюнув, гадко ухмыльнулся:
— Тебя предупреждали, чтобы не таскался за ней? А? Предупреждали? Ну так теперь не обижайся!..
Степан, не отвечая, попытался оттолкнуть его, но городского мальчика уже сбили с ног и начали бить — сосредоточенно, молча. Они пыхтели, нанося упавшему и уже потерявшему сознание Степану, удар за ударом.