— Илья Ильич, а эти самые проститутки… они ведь красивые?
— Думаю — очень, — авторитетно ответил Илья Ильич.
Листов аж задохнулся. Занятие изгнанных за непотребство девиц представлялось ему не столько постыдным, сколько экзотическим. Ему ужасно хотелось познакомиться с какой-нибудь проституткой. Илья Ильич, правда, считал, что Листов еще молод для подобных экспериментов…
Но всех этих мер все равно не хватало для того, чтобы обеспечить всех желающих достойным жильем. И Клевицкий с Буровым отправились в Москву. Необходимо было выбить дополнительные средства для строительства. Кроме того, у Бурова накопились и другие вопросы к руководству, решить которые можно было только при личной встрече: «Серьезные дела по телефону не делаются», — считал он.
В приемной у замминистра их долго мариновали. Клевицкий, всю дорогу в самолете проспавший сном невинности, в приемной оживился. Он был теперь как хищник, засевший в засаде: все нервы обострены, глаза широко раскрыты.
— Проблема у меня, Саныч, — признался он громким шепотом.
Буров, слегка задремавший от скуки долгого ожидания, встрепенулся. Обычно проблемы Клевицкого заключались в нехватке бетона, кирпича или трактора.
— Что?
— Влюблен, — прошептал Клевицкий еще громче. — Думал, минует меня сия зараза, ан нет, прилипла.
В уме Бурова нарисовалась скандальная история в духе Достоевского Федор Михалыча: заместитель начальника УБР безответно влюбляется в проститутку… Мало Бурову других неприятностей.
— Я ее знаю? — осторожно спросил Буров.
— Вера, библиотекарша, — назвал Клевицкий.
Имя ничего Бурову не говорило. Однако он сразу успокоился. По крайней мере, не из «тех».
— Давно?
— Практически сразу, как увидел — так и все… А она как нарочно все время мне на пути попадается. Глазки строит. И ведь понимаю, что она простоватая и что она всем глазки строит… Не поверишь, Саныч, я когда ее вижу, почти теряю сознание…
Секретарша, немолодая, суровая особа в кремпленовом костюме с большой брошью на большой груди, бросила на шепчущихся строгий, недовольный взгляд.
Буров сразу же ответил на этот взгляд:
— Долго нам еще ждать?
— Вы, товарищи, можете ждать сколько угодно, — неприятным голосом ответила секретарша и моргнула сильно накрашенными голубыми веками, — но я вам уже объясняла: замминистра занят.
— Мы, между прочим, не по личному вопросу пришли! — возмутился Клевицкий.
— Сергей Антонович тоже не личными делами там занимается! — ответила секретарша.
Буров дернул Клевицкого за рукав, чтобы тот угомонился, но Клевицкий гневно высвободился.
— А ты меня не дергай, Григорий Александрович! Пока с замом не увижусь — домой ни ногой.
— Идем в гостиницу, — сказал Буров. — Завтра запишемся на прием.
— Ты иди, а я здесь останусь, — упрямо ответил Клевицкий и дернул головой.
Секретарша отвернулась от них и снова принялась стучать по клавишам машинки.
Клевицкий обхватил свой мятый портфель и прижал к груди, как подушку.
— Слушай, Митя, а что ты все время в портфеле таскаешь? — спросил вдруг Буров.
— Тапки и плед, — мгновенно ответил Клевицкий. — Если что, здесь и заночую. У меня, кстати, дополнительный комплект есть — для тебя.
Дверь приоткрылась. Секретарша чуть повернула голову по направлению к начальству, затем кивнула:
— Проходите, товарищи. Сергей Антонович вас примет.
Буров едва заметно улыбнулся, а Клевицкий даже глазом не моргнул. Вдвоем они прошествовали в кабинет.
Сергей Антонович, замминистра, смотрел на них с неудовольствием. Ему не хотелось этого разговора, но он знал: Клевицкий действительно останется ночевать в приемной и нападет на него с утра, вцепится как клещ. И тогда разговор получится еще более неприятным. Лучше уж покончить сразу и отпустить людей. Странно, однако, что они не понимают отказа. Сказано было русским языком и притом однозначно: лимиты исчерпаны. То есть — «нет» при любом раскладе. Не «может быть», а именно «нет».
Клевицкий начал прямо с порога:
— Сергей Антонович, положение со строительством жилья в Междуреченске катастрофическое. Людей селить негде, мест в общежитии уже не хватает. А лимиты на капитальное строительство исчерпаны, и теперь необходимо…
Сергей Антонович перебил его:
— Если лимиты на строительство выбраны, я уже ничем не смогу вам помочь. План есть план. Никто не вправе его изменять.
Буров предложил компромисс:
— Но министр может поднять этот вопрос на заседании правительства…
Надежда, конечно, слабенькая…
— Может, — кивнул замминистра. — Но там ответят точно так же, как я вам уже сказал. Никто не станет менять план в угоду одному предприятию.
— Получается, опять придется рыть землянки, как в начале шестидесятых? — вскипел Буров.
— Значит, будем рыть вместе, — развел руками замминистра.
Буров посмотрел на него с нескрываемым удивлением. Представил этого пухлого, откормленного чиновника с кайлом в нежных ручках. Видение сладостное, но невозможное.
В этот момент в кабинет вошел министр — Марин Павел Михайлович. Его уже оповестили о вторжении Бурова. Неприятный тип этот Буров. Вечно ему что-то надо, надо, надо. И не снять с должности, хотя давно бы пора. Косыгин за него заступается. Говорит — «толковый мужик». Все не может забыть ту первую нефть, которую Буров ему к самому самолету привез…
— Здравствуйте, Григорий Александрович! — звучно проговорил Марин. И мгновенно перешел в атаку: — Только что просматривал сводки по Междуреченскому управлению. Показатели не радуют, товарищ Буров. Не радуют!
Вот так-то. Показатели не радуют — и нечего обивать пороги, выпрашивая лимиты. Сначала план, потом материалы для строительства. А? Что ответишь, товарищ Буров?
— Вы случайно не просматривали заодно и мои докладные записки, которые объясняют причины этого? — вопросом на вопрос ответил Буров, опытный в кабинетных баталиях. — Или до докладных записок у вас руки не доходят?
— Не надо грубить! — возмутился Марин.
— Никто здесь не грубит, — возразил Буров. — Я устал направлять вам бумаги с предложениями о том, как повысить эффективность буровых. Каждый раз мои предложения остаются без ответа. Как это прикажете понимать?
Вмешался Сергей Антонович, видя, что Марин потерял дар речи. Заставлять министра оправдываться нельзя ни в коем случае. Следует показать Бурову, где его место. Лучше всего это сделать, упирая на недостатки в работе.
— В чем, по вашему мнению, причина отставания от плана, товарищ Буров? — спросил замминистра.
Буров живо повернулся к нему.
— Мы не отстаем от плана, — возразил он. — Но и не перевыполняем его. Причина? Я вам объясню устно, если вас не устраивают мои письменные объяснения… Давно пора переходить от фонтанного метода добычи к механическому. Эта проблема даже не назрела — она уже перезрела!
— Между прочим, ваши соседи не жалуются, — вставил Марин.
— Да, не жалуются! — не стал отрицать Буров. — Но что там будет через пару-тройку лет? Не знаете? А я вам скажу. Они загубят месторождение. Я не хотел бы сейчас вдаваться в дискуссию по этому поводу… Предлагаю вернуться к насущной теме: к разговору о строительстве жилья в Междуреченске.
Вот так. Круг замкнулся. Теперь оба — и министр, и его зам — оказались под обстрелом.
Сергей Антонович принял огонь на себя:
— По-моему, я только что вполне ясно высказался по этому вопросу.
Клевицкий встал:
— Ясно так ясно. До свидания.
И направился к выходу.
Марин озадаченно проводил его взглядом:
— Куда это он?
— Полагаю, ночевать в приемной Председателя Совета Министров, — предположил Буров.
Сергей Антонович скрипнул зубами, а Марин сказал:
— Знаете что… От вас легче отделаться, чем… Я подпишу приказ. Но это в последний раз. И хватит заниматься шантажом! Хватит! Лучше займитесь своим планом. Вы освоили кустовой метод? Да, план высокий. И выполнить его трудно, а перевыполнить — почти невозможно. Но у вас есть все ресурсы для этого. Партия и правительство ждут от вас результатов. До свидания, товарищ Буров.