– Schwein, свиньи! Ты лжешь! Хте они?
– Нечего обзываться, – отвечает плейсервиллский шеф. – К нам они не приезжали.
Диспетчер опрашивает всю северную Калифорнию – без результата. Полицейские машины ревут по всем трассам, проверяя каждый бар. Ничего. Восемьдесят самых злостных хулиганов штата носятся где-то между Сакраменто и Рено, пьяные, жадные до грабежа и насилия. Еще один конфуз для правоохранительных органов Калифорнии, и как это они могли потерять целую колонну сволочей, и притом на федеральной трассе… уж точно головы полетят.
Но отверженных уже не догнать, они свернули с трассы у указателя: «Ферма „Сова“. Вход воспрещен». Они вне досягаемости закона, если только владелец не пожалуется. А тем временем в окрестностях исчезает еще группа – человек под пятьдесят. Поисковые бригады полиции прочесывают трассу, ищут следы слюны, смазки и крови. Диспетчер лютует у микрофона; голос дежурного, отвечающего на вопросы радиокорреспондентов из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса, срывается:
– Сожалею, больше я не могу сказать. Кажется, они э… по нашей информации, они… они исчезли, да, они испарились.
В реальности такого не случилось лишь потому, что у «ангелов ада» нет доступа к частным владениям подальше от жилья. Один-два хвастались, что у них есть родственники со своими фермами, но я ни разу не слышал, чтобы кого-то приглашали туда на пикник. У «ангелов» мало контактов с теми, кто владеет землей. Они – дети города, как эмоционально и экономически, так и физически. По меньшей мере в одном, а то и в двух поколениях они отпрыски тех, кто вообще ничем не владел, даже машиной.
«Ангелы ада», несомненно, феномен низших слоев общества, но члены группировки не обязательно выходцы из нищей среды. Невзирая на тяжкие времена, у их родителей, цохоже, есть кредит. Большинство отверженных – сыновья тех, кто приехал в Калифорнию либо незадолго до Второй мировой, либо во время ее. Большинство порвали связи с семьями, но я ни разу не встречал «ангела», который утверждал бы, что у него «дом в городе» – в расхожем смысле этого слова. Тэрри Бродяга, например, родом из Детройта, Норфолка, Лонг-Айленда, Лос-Анджелеса, Фресно и Сакраменто. Ребенком он жил то тут, то там, не в бедности, но вечно на колесах. Как и у большинства других, у него нет корней. Он живет исключительно в настоящем, в данной минуте, в действии.
Самое долгое его «заигрывание» со стабильностью – три года службы в береговой охране по окончании школы. С тех пор он спустя рукава стриг деревья, чинил машины, выступал статистом, был чернорабочим и перепродавал то и се. Несколько месяцев поучился в колледже, но бросил, чтобы жениться. После двух лет, рождения двоих детей и бесчисленных ссор брак закончился разводом. Еще у него есть ребенок от второй жены, но и этот союз долго не протянул. Теперь, после двух арестов за изнасилования, о которых раструбили повсюду, он называет себя «завидным холостяком».
Невзирая на внушительный перечень арестов и задержаний, в тюрьме он провел, по собственным прикидкам, в общей сложности полгода: полтора месяца за вторжение*в чужие владения, остальное – за нарушение правил дорожного движения. Терри арестовывают много чаще остальных «ангелов»: один его вид провоцирует копов. В промежутке между 1964 и 1965 годами он заплатил приблизительно две с половиной тысячи долларов, чтобы отделаться от поручителей, адвокатов и дорожных штрафов. Как большинство других «ангелов ада», он винит полицию, дескать, это она превратила его в стопроцентного отверженного вне закона.
Как минимум половина «ангелов ада» – дети военного времени, но это очень общее понятие. Дети военного времени есть и в «Корпусе мира», в программах корпоративной подготовки, а еще дети воюют во Вьетнаме. Вторая мировая внесла свою лепту в феномен «ангелов ада», но придется очень и очень растянуть эту теорию, чтобы под нее подпал и Грязный Эд, которому чуть за сорок, и Клин-Кат из Окленда, которому на двадцать лет меньше. Грязный Эд в отцы Клин-Кату годится, последнее, впрочем, маловероятно, хотя семени он заронил столько, что и вспоминать не хочет.
Нетрудно проследить мистику «ангелов ада» – даже их имена и эмблемы – до Второй мировой и Голливуда. Но их гены и истинная история уходят корнями много глубже. Эпоха Второй мировой была не первым расцветом Калифорнии, а возрождением того, что началось в тридцатых и уже иссякало к тому времени, когда военная экономика превратила Калифорнию в новую Валгаллу. В 1937 году Вуди Гатри написал песню «До-ре-ми», припев которой звучит примерно так:
Говорят, Калифорния – рай,
райский сад и для взгляда услада,
Но поверьте Вы мне, жарко в этой стране,
Если вам не свезло с гонораром.
Песня отразила разочарование более чем миллиона выходцев из Оклахомы, Арканзаса и Кентукки, которые, проделав тяжкий путь в «Золотой штат», обнаружили, что и здесь доллар достается потом и кровью. К тому времени когда прибыли эти джентльмены, «переселение на Запад» уже сформировалось. «Калифорнийский образ жизни» был все той же старой «игрой в стулья», но потребовалось какое-то время, чтобы информация просочилась на Восток, а пока золотая лихорадка продолжалась. По прибытии мигранты оседали тут на пару лет, плодились и размножались, пока не началась война. Тогда они либо пошли в армию, либо могли выбирать себе работу на расцветшем рынке труда. Так или иначе, к концу войны они стали калифорнийцами. Старый образ жизни потерялся на трассе 66, и их дети выросли в новом мире. Линкхорны наконец обрели новый дом.
Нельсон Олгрен описал их в «Прогулке по дикому краю», но сама история была рассказана еще до того, как они перевалили Скалистые горы. Доув Линкхорн, сын Безумного Фица, отправился добывать себе состояние в Новый Орлеан. Десять лет спустя он поехал бы в Лос-Анджелес.
Книга Олгрена открывается лучшим из когда-либо созданных историческим описанием белого отребья Америки*. В нем прослеживается история предков Линкхорна до первой волны кабальных работников, прибывших в Новый Свет. Это были подонки общества со всех Британских островов – гулящие люди, преступники, должники, социальные банкроты всех мастей, – и все они были готовы подписать кабальные контракты с будущими нанимателями в обмен на проезд через океан. Оказавшись на месте, они год-другой терпели любые формы рабства, тем более что хозяин кормил их и давал крышу над головой, но когда время их кабалы истекало, их отпускали на все четыре стороны перебиваться как знают.
* Рассказ «Поджигатель» Уильяма Фолкнера – еще одна классика белого отребья. Он добавляет человечности, какой не хватает в описании Олгрена. – Примеч. авт.
Теоретически и в контексте истории такое положение было выгодно для обеих сторон. Любой, настолько отчаявшийся, чтобы продать себя в кабалу, довольно быстро растранжиривал полученные денежки на старой родине, а потому к шансу зацепиться на новом континенте должен был отнестись всерьез. После нескольких лет тяжкого труда и невзгод он получал свободу и возможность захватить, что сумеет, в стране как будто бесконечных природных богатств. В Новый Свет прибыли тысячи кабальных работников, но к тому времени, когда они заработали себе свободу, прибрежная полоса была уже заселена. Ничейная земля лежала к западу, за Аллеганскими горами. Позднее мигранты смещались в новые штаты – в Кентукки и Теннеси, а их сыновья – в Миссури, Арканзас и Оклахому.
Переезды с места на место вошли в привычку: корни в Старом Свете мертвы, в Новом – никаких, и Линкхорны были не в настроении осесть и что-то выращивать. Кабальный труд тоже вошел в привычку – пока он временный. Они были не пионерами, а низкопробным арьергардом первоначального «переселения на Запад». К тому времени когда Линкхорны куда-то прибывали, земля там была уже занята, а потому они какое-то время батрачили и двигались дальше. Их мир был полным насилия и алкоголя чистилищем между адом отчаяния и мечтой о леденцовых горах. Они перебирались все дальше на запад, гонясь за работой, слухами, захватом ферм или удачей ушедшей вперед родни. Они не питали уважения к земле, выжимали все соки из того, что лежало на поверхности, а после двигались дальше. Это была повседневная жизнь, и на западе всегда ждали новые ничейные земли.