Кое-кто решал осесть, и их прямые потомки до сих пор там – в обеих Каролинах, в Кентукки, Западной Виргинии и Теннеси. Были и отбившиеся от общего потока: деревенщины Кентукки, оки, арки, – все они один сброд. Техас – живой памятник особям этого вида. А еще южная Калифорния. Олгрен называл их «свирепыми голодными парнями» с «вечным ощущением, что их одурачили». Разбойники с большой дороги, вооруженные и пьяные, легион картежников, драчунов и потаскунов. Они врывались в город на раздолбанных «фордах» с лысыми шинами, без глушителя и с одной фарой, они искали шального заработка без лишних вопросов и – предпочтительно – без налогов. Им надо только получить наличные, заправиться дешевым бензином и двинуть дальше, с пинтой на сиденье и Эдди Арнольдом, стонущим по радио старое доброе кантри про дом, милый дом, где еще ждет милашка и где на могиле мамы растут розы.
Олгрен простился с Линкхорнами в Техасе, но всякий, кто ездит по трассам Запада, знает, что и там они не остались. Они двигались дальше, пока однажды, в конце 30-х, не оказались на вершине поросшего карликовым дубом холма в Калифорнии и не увидели внизу Тихий океан – конец пути. Какое-то время было тяжко, но не хуже, чем в сотне прочих мест. А потом началась война – Жирный город, большие деньги даже для Линкхорнов.
Когда война закончилась, Калифорнию затопили ветераны, ищущие как бы потратить пособия по увольнению. Многие решили остаться на побережье и под музыку кантри из новеньких радио покупали большие мотоциклы, – не зная в точности почему, но в расцветающей, не в лишенной корней атмосфере тех времен казалось, что байки самое оно. Не все они были Линкхорнами, но насильственная демократия четырех лет войны стерла столько былых различий, что даже Линкхорны запутались. Их обычай внутрисемейных браков был утерян, их дети общались свободно и без насилия. К пятидесятым многие Линкхорны влились в денежную экономику: владели приличными машинами и даже домами.
А вот другие сломались под ярмом респектабельности и откликнулись на зов генов. Есть одна байка про Линкхорна, который стал богатым автомобильным дилером в Лос-Анджелесе. Он женился на испанской красавице-актрисе и купил особняк в Беверли-Хиллс. Но через десять лет роскоши он начал обливаться потом и не мог спать по ночам. Он стал тайком выбираться из дома через черный ход, проходил несколько кварталов до заправки, где держал форсированный «форд» 37-го без бамперов. И остаток ночи проводил по барам с хонки-тонк и стоянкам грузовиков, одетый в грязный комбинезон и заскорузлую зеленую футболку с эмблемой «Бардхэла» на спине. Ему нравилось наливаться пивом и вмазывать шлюхам, когда они отвергали его грубые авансы. Однажды после долгой торговли он купил несколько банок самопального виски, которое выпил, гоняя на полной скорости по Беверли-Хиллс. Когда старенький «форд», наконец, сдох, он- бросил его и вызвал такси, которое довезло его до его собственного агентства. Там он выбил боковую дверь, завел без ключа тачку с откидным верхом, ждущую тьюнинга, и выехал на трассу 101, где ввязался в гонку за лидером с какими-то хулиганами из Пасадены. Он проиграл и так разозлился, что поехал за победителем, пока тот не остановился на светофоре, а там протаранил его на скорости семьдесят миль в час.
Шумный скандал его прикончил, но влиятельные друзья не дали угодить в тюрьму, заплатив психиатру, который объявил его невменяемым. Год он провел в психушке, а теперь, по слухам, торгует байками. У него агентство по продаже байков под Сан-Диего. Кто с ним знаком, говорит, что он счастлив, – хотя за многочисленные нарушения у него отобрали водительские права, его бизнес на грани банкротства, а его новая жена, пресыщенная бывшая королева красоты из Западной Виргинии, – полусумасшедшая алкоголичка.
Несправедливо было бы утверждать, что у всех байкеров гены Линкхорнов, но любому, кто сколько-нибудь времени провел в имбридных англосаксонских племенах Аппалачских гор, понадобится не больше нескольких часов в обществе «ангелов ада», чтобы обзавестись серьезным дежавю. Та же угрюмая враждебность к «чужакам», та же крайняя вспыльчивость в поведении и поступках, даже те же имена, резкие лица и длиннокостные тела, которые всегда смотрятся чуть неестественно, если к чему-нибудь не прислонятся.
Большинство «ангелов» явно англосаксы, но манеры Линкхорнов заразны как болезнь. Немногочисленные отверженные с мексиканскими и итальянскими именами не только ведут себя как остальные, но и чем-то на них похожи. Даже у китайца Мела из Сан-Франциско и Чарли, молодого негра из Окленда, походка и повадки Линкхорнов.
ПРАХ К ПРАХУ ПЕПЕЛ К ПЕПЛУ: ПОХОРОНЫ МАТУШКИ МАЙЛЗА
«Тот, кто сам будит в себе зверя, избавляется от боли чувствовать себя человеком».
Доктор Джонсон
«Квартал вдруг затопил гомон возбужденной, патологически отвратительной толпы. Истеричные женщины исступленно рвались вперед, заходясь почти в сексуальном экстазе, царапая и молотя кулаками агентов и полицейских, пытавшихся поднять тело. Одна грудастая бабища, с обвислыми рыжими волосами, пробилась через оцепление, обмакнула в кровь платок и, прижав к пропотевшему платью, пошатываясь, пошла по улице».
Из отчета о смерти Джона Диллинджера
К Рождеству все немного успокоилось и «ангелы» исчезли из заголовков. Кроха потерял работу, Санни увяз в долгом судебном разбирательстве по обвинению в покушении на убийство, а «Эль-Эдоуб» разнесли строительной бабой. «Ангелы» перебирались из одного бара в другой, но организовать новое место для сборищ оказалось труднее, чем поддерживать старое. В Сан-Франциско было тоже тихо. Френчи провел три месяца в больнице – у него в руках взорвалась канистра с бензином. Пых попал в тюрьму после ссоры с двумя копами, устроившими шмон на вечеринке по случаю дня рожденья одного «ангела». Зимой у «отверженных» мало что происходит. Многим приходится работать, чтобы следующим летом иметь право на пособие по безработице, для больших пьянок под открытым небом слишком холодно, а из-за постоянного дождя гонять на мотоциклах неприятно и рискованно.
Решив, что самое время поработать, я залег на дно. Время от времени заезжал Терри, чтобы держать меня в курсе дел. Однажды он появился со сломанной рукой, сказал, что разбил байк, его старуха ушла, а «ниггеры» взорвали его дом. Про дом я слышал от Элси, жены Барджера, которая из их дома в Окленде играла роль своего рода диспетчера. Во время спорадических обострений межу «Ангелами ада» и «Оклендскими неграми» кто-то бросил самодельную бомбу в окно дома, который Терри снимал в Восточном Окленде. Дом сгорел, а с ним все картины Мэрилин. Она была хорошенькой девчонкой лет девятнадцати, длинноволосой блондинкой из респектабельной семьи, жившей в одном из городов долины. С Терри она провела почти полгода, покрыв стены своими росписями, но взрыва не перенесла. Развод вступил в силу вскоре после того, как они переехали на новое место.
– Однажды я вернулся, а ее нет, – сказал Терри. – От нее осталась только записка: «Милый Терри, а пошло оно». Вот и все.
Больше ничего не происходило до января, когда прикончили Матушку Майлза. Он ехал по Беркли на байке, когда из переулка вывернул грузовик и в лобовом столкновении переломал ему обе ноги и раскроил череп. Шесть дней Матушка цеплялся за жизнь в коме, потом умер утром в воскресенье, менее чем за сутки до своего тридцатилетия, оставив по себе жену, двух детей и добродетельную подружку Энн.
Майлз был президентом отделения в Сакраменто. Его влияние было столь велико, что в 1965-м он перевез весь клуб в Окленд, заявив, что на старом месте полиция отравила им жизнь постоянными налетами. «Отверженные» просто собрались и переехали, не сомневаясь в мудрости Майлза. Настоящее его имя было Джеймс, но «ангелы» звали его «Матушка».
– Наверное, потому, что в нем было что-то от наседки, – сказал Пузо. – Майлз был клевый, просто клевый. Он обо всех заботился. Ему до всех было дело. На него всегда можно было положиться.
Я знал Майлза шапочно. Он не доверял писателям, но подлости в нем не было ни на грош, и когда он решил, что я не собираюсь его подставлять, стал дружелюбнее. У него была комплекция портового грузчика с пивным животом, круглое лицо и большая, окладистая борода. Я никогда не считал его хулиганом. У него был обычный для «ангелов ада» список приводов: пьянство, дебош, драка, бродяжничество, мелкое воровство и горстка зловещих подозрений по обвинениям, по которым он так и не попал в суд. Но его не мучили те демоны, какие донимают остальных. Мир его не слишком радовал, но он не заморачивался, а его жажда мести не простиралась дальше конкретных обид, нанесенных «ангелам» или ему лично. С Майлзом можно было пить, не боясь, что он кому-нибудь вмажет или стащит со стойки твою сдачу. Он был не такой. От выпивки он становился добродушнее. Как большинство вожаков «ангелов», он обладал быстрым умом и самообладанием, на которые полагались остальные.