Distant Drummer, т. 1, № 1, ноябрь 1967
ТЕЛЕГРАММА НАЛОЖНЫМ ПЛАТЕЖОМ ОТ БЕШЕНОГО ПСА
Не поэт, к тому же пьян,
прислоняясь к двери столовки
и рассвету,
слыша издевку автомата над лучшим
человеческим звуком.
Хотелось бы риторики,
но способен только орать гнилые истины
Норманну Льюбоффу
надо бы пластиковой вилкой яйца оторвать.
Потом повыл как человек
с мировой тоской,
не зная, что мне здесь надо,
вероятно, официантку согнуть,
как английскую булавку,
впрыснуть безумное семя, пока
не перевяжут мне трубы
или не загонят собаками динго
за то, что не голосовал
вообще.
Внезапно мужик с безумными глазами выбегает
из деревянного сортира,
лицо в пене и размахивает бритвой
как флагом, крича:
«Это Старквезер!» Черт побери,
голос знакомый.
«Мы отомстим сейчас!»
Маккон по пути из Лос-Анджелеса
куда-то, якобы домой,
убивает время, пока не откроются бары,
застрял в Пойнт-Ричмонде, когда они
закрылись вечером накануне,
думает, наконец, он среди друзей
или хотя бы одного.
Мы звоним Льюбоффу из таксофона, но связи нет.
«Его прихлопнул,- говорит Маккон, -
какой-то измученный хрен уже…
Пойдем лучше выпьем».
Но «Таверна морпехов» откроется только
через двадцать, а потому мы читаем
газету
и видим, как почти всех
поимели в лицо
или какое другое отверстие
или дыру, или возможность
по той веской причине или иной,
к тому времени, как Chronicle ушла в печать
вчера до полуночи.
Звоним шеф-редактору,
но коммутатор звонок отрезает.
«Найми адвоката, – я говорю. – Гады
и так зашли чересчур далеко».
Но все автократы в постели,
Наконец, одного находим, обмякшего после оргии и чрезмерного сна.
Уплетает сырные блинцы со сметаной и джином
на балконе красного дерева у всех на виду.
«Поднимай задницу, – я говорю. – Воскресенье, и все в церкви.
Сейчас самое время приложить их повесткой, вольно,
особенно Льюбоффу и крупным торговцам,
стервятникам, извращенцам
и благочестивым».
Юрист согласился.
У нас есть судебное дело и даже долг
исправить все Зло, какое есть.
Цена – четыре куска задатку и
десять за психа, дело сделано.
Я выписал чек на «Саблезубый
национальный банк»,
но он его освистал,
втирая особое масло
в ладони,
чтобы шанкры не зудели
невыносимо
в этот шаббат.
Маккон сломал ему нос
камбоджийским ударом с разбегу, потом мы
выпили его джин, съели его блинцы,
но не сумели найти,
кого б изнасиловать,
и вернулись к «Таверне морпехов»
выпить на солнышке.
Позже, из кутузки,
я послал пару телеграмм
нужным людям,
разъясняя мое положенье.
Spider Magazine, т. 1, № 7, 13 октября, 1965
ГЕНИИ ПО ВСЕМУ МИРУ ДЕРЖАТСЯ ДРУГ ЗАДРУГА, И СТОИТ ПРИЗНАТЬ ОДНОГО, КАК ВИБРАЦИЯ ПРОБЕГАЕТ ПО ВСЕЙ Ц
Арт Линклеттер
Я живу в тихом месте, и любой шум ночью означает, что вот-вот что-то случится: разом просыпаешься и думаешь, что бы это значило?
Обычно ничего, но иногда… Трудно приспособиться к городу, особенно когда ночь полна шумов и все они – привычная рутина. Машины, гудки, шаги… Никак не расслабиться, поэтому глушишь их тоненьким белым зудом косоглазого телика, блокируешь переключатель каналов и мирно дремлешь.
Не обращай внимания на кошмар в ванной. Просто еще один урод, беглец Поколения Любви, обреченный калека, не вынесший давления. Мой адвокат так и не смог свыкнуться с мыслью, которую часто отстаивают бывшие наркоманы и которая особо популярна у досрочно освобожденных, мол, без наркотиков улететь можно гораздо дальше, чем с ними.
Если уж на то пошло, то и я тоже. Но однажды – я жил чуть ниже по склону холма от доктора … на …-роуд*, в прошлом гуру кислоты, который впоследствии утверждал, что совершил скачок от наркобеспредела в сверхъестественное сознание. Так вот, однажды погожим днем, когда вихрь Великой Кислотной Волны Сан-Франциско только зарождался, я заглянул к доброму доктору с мыслью спросить (поскольку он уже тогда был большим авторитетом по части наркотиков), какой совет он мог бы дать соседу со здоровым любопытством к ЛСД.
* Имя и название вычеркнуты по настоянию юристов издательства. – Примеч. авт.
Припарковавшись на улице, я тяжело потопал по гравиевой дорожке, остановившись поболтать с его женой, работавшей в саду под сенью огромной соломенной шляпы. Хорошая сцена, подумал я: старик в доме варит очередную фантастическую наркостряпню, а в саду его жена пропалывает морковку или что там еще, напевая себе под нос мелодию, которую я не сумел распознать.
Напевает. Да, но пройдет почти десять лет, прежде чем я просеку, что это за звук: как Гинзберг, с головой ушедший в Ом, заунывным гудением он старался меня вычеркнуть. В том саду была не старушка, нет, это был сам добрый доктор, и своим мурлыканьем он силился блокировать сам факт моего существования, пытался не пустить меня в свое расширенное сознание.
Я несколько раз старался объясниться: просто сосед пришел просить совета у доктора, мол, как по-быстрому сварганить чуточку ЛСД у меня в домике у подножия того самого холма, где живет он. В конце-то концов, у меня есть оружие. И я люблю пострелять… особенно по ночам, когда в темноте так красиво вырывается голубое пламя, да еще и с забавным шумом. Ах да, пули у меня тоже есть. Про них нельзя забывать. Большие такие штуковины из свинца с медью, и летают они по долинке со скоростью триста семьдесят футов в секунду…
Но я всегда палил в ближайший холм или, если не удавалось, в темноту. Вреда я никому не желаю, просто мне нравятся хлопки и взрывчики. И я стараюсь никогда не убивать больше, чем могу съесть.
«Убивать?» Я сообразил, что мне никогда не объяснить вполне это понятие тому существу в саду. Оно мясо-то вообще ест? Глагол «охотиться» проспрягать сумеет? Что такое голод понимает? Способен осознать ужасный факт, что в том году мой средний доход составлял порядка тридцати двух баксов в неделю?
Нет. Тут надеждой на взаимопонимание и не пахнет. Это я признал, но лишь после того, как его курлыканье проводило меня по гравиевой дорожке и на машине вниз с холма. Забудь про ЛСД, сказал я себе. Только посмотри, до чего кислота довела бедолагу.
Поэтому еще полгода или около того я держался гаша и рома, пока не перебрался в Сан-Франциско и однажды ночью не очутился в месте под названием «Филмор Ауди-ториум». Так все и случилось. Один серый кусочек сахара и – БА-БАХ! Мысленно я оказался в садике доктора. Не на его поверхности, но под ней: я пер из хорошо унавоженной земли как какой-то гриб-мутант. Жертва нарковзрывчика. Натуральный уличный фрик, глотающий что попало. Но, помнится, однажды вечером в «Мэтрикс» заявился чел с огромным рюкзаком за плечами и заорал: «Хочет кто-нибудь Л… С… Д…? У меня с собой все, чтобы ее сварить. Нужно только место».
На него тут же накинулся менеджер, лепеча:
– Остынь, остынь, пойдем в кабинет.
После того вечера я его больше не видел, но перед тем как его забрали, чел раздал попробовать. Большие такие белые кристаллы. Есть свой я пошел в мужскую уборную, по дороге решив, что для начала съем половину. Идея хорошая, но в тех обстоятельствах малоосуществимая. Я съел первую половинку, но остальное просыпал на рукав красной пендлтонской рубашки… И пока я размышлял, что же теперь делать, вошел один из музыкантов.
– В чем проблема? – спросил он.
– Ну… – протянул я. – Белый порошок у меня на рукаве – ЛСД.