## 1 - Клаустрофобия – болезнь, боязнь замкнутого пространства, распространенная среди шахтеров и подводников.
– Олекса, ты там живой? Вылезай.
– Плохо мне, Илько, – обращается он к товарищу. – Надо что-то делать. Илько, я не хочу умирать вот так здесь, в бункере. Я хочу увидеть маму мою и тату. Помоги мне.
– Ты можешь, Олекса, потерпеть еще немного? День-два. Я сейчас отнесу жестянку с керосином к хлопцам и вернусь к тебе. Мы с тобой что-нибудь придумаем. Ты продержись до завтрашнего утра. Как-нибудь продержись.
Стефко влез в узкую дыру входа в бункер, куда они вчера спустили вещмешки и оружие, и вскоре выполз оттуда, переодетый в цивильные брюки и рубаху. Взяв у Мотри шматок сала и хлеб для себя в дорогу и набив вещмешок салом, хлебом и крупой, он вышел из хаты в ночь. И снова Стефка гнала через темный лес неведомая ему сила, как будто он торопился закончить какую-то работу, прийти к какому-то концу. «Если Игорь и Роман нам не доверяют, то их в бункере не будет. Уйдут они в другое убежище, о чем тогда шептались ночью. Если это так, то я сразу же возвращаюсь в село, забираю Олексу. Под каким-нибудь предлогом скрою наш уход от Маращуков и Мотри, доведу Олексу в райцентр и позвоню в НКВД1.» Так думал Илько, быстро продвигаясь в известном ему направлении.
## 1 - НКВД – так большинство оуновцев всегда называли советскую госбезопасность, независимо от изменения названий – МГБ, МВД, КГБ.
Осенняя ночь была темной, безлунной, но на фоне звездного неба он четко различил высокую сосну и мощный, как вытянутая рука, сук. Условный стук. Бункер не реагирует. Он стучит еще и еще.
Никакого движения в стороне люка. Опытный подпольщик, он готов к любым неожиданностям. «Ключом»-гвоздем он запасся еще у Маращуков. Трясущиеся руки разгребают листву и землю, нащупывают проволочные кольца. Стефко с трудом отдирает люк, плотно вогнанный в рамку, отбрасывает его в сторону и спускается в эту преисподнюю, нащупывая ногами лестницу. Зажигает спичкой оставшийся на столе огарок свечи. «Ушли хлопцы, я так и думал. Что же делать дальше?» Ярость охватывает Илько. Он бьет ногой по лежаку, сбрасывая в сторону доски и ветки. Смотрит в угол, где стояли ящики с запасами на зиму. Они пустые. Нет ни сала, ни пшена. Нет и керосиновой лампы с запасным стеклом. Сухарей тоже нет. А ведь их был целый мешок. Отчего-то в голове мелькает злорадная мысль: «Пуда три на себе унесли, холера ясна. Тяжко им было. Не мне вчера одному. Им еще тяжелее. Ну и пусть. Прощайте, хлопцы, мы больше не увидимся. Вы нас предали. На ваше счастье, не знаем мы, где вы сховались. Но это и наше счастье – мы вас не предали, как вы нас. Мы выйдем завтра же с повинной и будем жить дальше. Совесть у нас чистая. Живите без нас, как хотите».
Илько не вылез – выскочил из бункера. По всем правилам замаскировал вход и еще более быстрым шагом, чем до этого к бункеру, почти бегом направился в сторону села с тяжелым мешком за плечами и полным бидоном керосина в руке. Но даже от быстрого шага и утомительного с тяжелой ношей пути по ночному лесу он так и не пришел в спокойное состояние, продолжая в уме проклинать Игоря и Романа. Уже на подходе к селу он услыхал за спиной шум мотора приближающейся машины. Отойдя поглубже в лес и забравшись в густые заросли, он наблюдал за дорогой. Показался грузовик, крытый брезентом. Медленно прополз по разбитой и ухабистой дороге в сторону села. Явно военная машина с милиционерами, солдатами или с «ястребками»1. «Чего это они ночью едут в село? – подумалось Ильку. – Может, кто-то нас видел и выдал. Надо подойти поближе к селу и подождать». Напрасно волновался Илько. Машина проехала село и ушла в сторону хуторов, что были далеко по другую сторону села.
## 1 - «Ястребки» – так называли в Западной Украине бойцов истребительных отрядов из местного населения для борьбы с бандеровцами.
Мотря спрашивает у вошедшего в хату Стефка:
– А чего ж ты с продуктами и бидоном вернулся?