Он только спросил у объявившего ему это решение секретаря ЦК: «Гражданину Берия об этом известно?» Так и сказал: «гражданину», как бы показывая, что его арестовывают. На что тот ответил: «Гражданину Берия об этом известно». И спрашивавший и отвечавший поняли, о чем идет речь. Мешик еще спросил, можно ли ему заехать домой, взять с собой кое-что из вещей и переодеться, как он сказал, «в более представительный костюм. Препроводят-то наверное к самому высокому начальству». Отвечал офицер: «Мы имеем только одно указание – доставить вас в Москву. Все остальное – исключено». Мешик ничего не ответил и вплоть до самой Москвы и доставки его в тюрьму вопросов не задавал. От предлагавшейся ему несколько раз пищи отказывался отрицательным движением головы. С момента ареста до прилета самолета в Москву и взятия арестованного под стражу в тюрьме прошло восемь часов, и ни разу ни с одним вопросом Мешик не обратился к сопровождавшим его офицерам. Даже при оформлении соответствующего акта передачи арестованного на вопрос принимавшего его офицера в тюрьме, есть ли у него жалобы на обращение с ним по пути следования в тюрьму, он ничего не ответил и даже не сделал отрицательного движения.
Мильштейн же вел себя иначе. Он без удивления воспринял факт ареста в его рабочем кабинете. Был он в военной форме – генерал-лейтенант. Выражение лица было спокойным. Он как будто ждал ареста. Как только сели в самолет, он тут же попросил поесть. В самолете, кроме самого Мильштейна, находились три офицера и несколько солдат, расположившихся в хвостовой части за занавеской, которые после взлета стали подкрепляться гречневой кашей со свиной тушенкой. По всему самолету аппетитный запах. Офицерам, этапировавшим Мильштейна и не евшим с утра, есть не хотелось, а Мильштейн то ли от нервного стресса, то ли еще от чего-то вдруг неожиданно попросил покормить его. Пришлось обращаться к солдатам. Те положили Мильштейну почти полный солдатский котелок, который генерал с удивительным спокойствием и с жадностью голодного человека полностью съел и завалился спать, устроившись на идущей вдоль борта длинной металлической скамье. Самолет был военно-транспортным…
Из всех арестованных по делу Берии генералов госбезопасности не был расстрелян только один – Мильштейн, его казнили два года спустя – в январе 1955 года.
Спустя месяц, в самом конце июля – начале августа 1953 года в Киев прибыл генерал армии Иван Александрович Серов1.
## 1 - Серов И. А. – Председатель КГБ при СМ СССР.
Через день в здании чекистского клуба, что был на ул. Розы Люксембург и где ныне Театр юного зрителя, проходило республиканское совещание руководства МВД Украины, включая всех начальников областных управлений, руководителей райотделов западноукраинских областей, в общем, всех тех из числа руководства и оперработников самостоятельных подразделений, имевших отношение к разработке вооруженного оуновского подполья. Зал на 600 мест был переполнен, народ сидел на приставных стульях. Были приняты тщательные меры по обеспечению безопасности этого мероприятия. Мне посчастливилось быть участником этого события, хотя я не имел в тот период никакого отношения к этой линии работы. В числе нескольких молодых офицеров я, обеспечивая безопасность совещания, был помещен на железных стропилах, находившихся над сценой. Нам был хорошо виден зал, а главное – вся сцена, над которой мы сидели, пристроившись на положенных на металлические конструкции досках, прикрученных проволокой к стальным решеткам, – это чтобы не упасть вместе с доской на сцену и не зашибить руководство. Все было отлично видно и слышно.
Первым выступил генерал И. А. Серов. Он дал общую картину обстановки в стране в связи с разоблачением «преступной шайки Берии», призвал к бдительности, соблюдению соцзаконности и к быстрейшей ликвидации «остатков бандоуновского подполья» в Западной Украине. Он говорил о той враждебной политике линии партии, которую проводили ставленники Берии – Мешик и Мильштейн. Выступления руководства и сотрудников, занимавшихся ликвидацией оуновского подполья, были малоинтересны. Почти все говорили о трудностях в работе в связи с последними указаниями Берии и Мешика, в которых рекомендовалось не ликвидировать вооруженных членов ОУН, а брать их живыми, что, естественно, сразу же отразилось на результатах. И все заверяли руководство, что приложат максимум усилий для ликвидации вооруженных групп оуновцев в ближайшее время.