— Что-то я вас не понимаю, Вы вообще говорите по-русски, да еще с чисто русским северным произношением, — сказал я, обращаясь к мужчине.
— Я двадцать лет сидел в русских северных лагерях, прошел весь Север, Колыму, Воркуту, я по милости России потерял свой родной язык, а я был в УПА, — возразил мужчина.
— Тем более, если вы были в УПА, то должны были знать Кука. И откуда у вас такая информация о его работе с КГБ, связях с Кремлем, с евреями? — продолжал я.
— Да так говорят о нем у нас на наших собраниях и встречах некоторые члены ОУН, — ответил мужчина.
Я глядел на этих негодующих людей и думал, как легко возбудить человека неправильной или нечетко сформулированной мыслью, направленной по умыслу, или незнанию, или ложной информации, да и просто так небрежно брошенным словом. Мне захотелось рассказать о Лемише, кто он был в действительности. Уж кто-кто, а я знал о Куке, наверное, больше самого Кука — об этом «объекте» самого пристального внимания КГБ, проходившего многие годы под кличкой «Трехсотый» (номер камеры в тюрьме КГБ Украины, где сидел Лемиш.).
Уже после первых допросов стало понятно, что ни о какой вербовке Лемиша не может быть и речи, даже в будущем, а вот использовать его втемную, как тогда говорили (да и сегодня этот оперативный термин остается в ходу), это даже нужно. Это было тогда, наверное, главным в наших в то время активно ведущихся оперативных радиоиграх с ЗЧ ОУН[12] и ЗП УГВР[13].
Все это я вспомнил на пути от площади Независимости к дому своей сестры у Золотых ворот самого любимого для меня из всех виденных городов мира — Киева. И сидя за украинским борщом, который могут варить так вкусно только в Украине, и варениками вместе с пельменями по-уральски, приготовленными сестрой, я все больше приходил к мысли заявить во всеуслышание, что неправда это, все было совсем не так, и многое и сегодня остается ложью, а уж что касается истории Кука, то о нем, последнем из могикан, действительно достойным уважения противнике, необходимо сказать и правду о его захвате, и о работе с ним (но, упаси, боже, ни о каком сотрудничестве и речи быть не могло), о его идеологической стойкости, о неизменном следовании своим идеалам.
«Конечно, — думал я — придется изменить некоторые фамилии действующих лиц, имена и клички агентуры, потому что и сегодня некоторые детали могут повредить еще живущим людям, нанести ущерб интересам как Украины, так и России. Но правду надо сказать, ибо правда не имеет ни временного, ни какого-либо другого фактора, она должна быть только на одном понятном каждому человеку уровне и иметь одно значение — быть и оставаться правдой.
А кем же были мы, тогда совсем молодые чекисты? Чем мы руководствовались? Что вело нас отдавать все силы работе и заставляло, если надо, жертвовать собой во имя интересов общего дела? Во имя чего умирали чекисты под пытками СБ[14], не открывая секретов: знали, что назови агентуру, и ее сразу же уничтожит та же СБ. Что заставляло практически никогда не сдаваться оуновцев? Что заставляло их гибнуть с песнями «Ще не вмерла Украiна», «Ой ти, Галю»? Какие пружины приходили в действие, когда последней мыслью смертельно раненного, уже умирающего оуновца было решение подорвать себя гранатой, да при этом прижать ее рукой к лицу и выдернуть чеку в оставшиеся секунды еще живущей мысли — так изуродовать лицо, чтобы никто не смог опознать и использовать его в своей работе против подполья? И только захватив живыми применив хорошо подготовленную и проверенную многолетним опытом машину идеологического воздействия, заставить человека, зачастую даже и незаметно для него, перейти на нашу сторону, работать на нас. Что же это за сила такая?
Мысль о книге все чаще приходила мне на ум. «Наверное, надо начать с того, как я пришел к в органы госбезопасности, и почему именно сюда. Как готовил себя к роли борца «за освобождение человечества от ига капитала», за свободу человека и за готовность убить человека, если он не воспринимает твою идеологию, не верит в нее, а верит в свою и тоже борется за нее», — думалось мне за «вкусным» столом у сестры в Киеве.
— Мы не можем взять тебя в органы госбезопасности — набор в наши школы уже закончен, а оформление на работу к нам займет пару месяцев, да и какая работа? Заниматься канцелярской работой вряд ли тебе захочется — так говорил мне подполковник Изместьев, заместитель начальника отдела кадров Министерства государственной безопасности УССР.
К этому времени закончил в Киеве специальную подготовительную школу Военно-Воздушных Сил, с 15 лет уже носил военную форму, не попал в военное училище по состоянию здоровья.
12
ЗЧ ОУН — закордонные части ОУН, возглавлялись С. Бандерой. Контролировались американской разведкой.
13
ЗП УГВР — зарубежное представительство Украинского главного освободительного (визвольноi) совета (рады), возглавлялось Л. Ребетом. Контролировалось английской разведкой.