Полученная поздно вечером первая запись разговоров объектов ничего интересного не дала. Общие темы, обычная человеческая радость встречи. Но следовало отметить оперативную правильность поступка начальника отдела. Кук и Уляна большую часть разговоров провели так, как будто знали, что их могут слушать. Наверное, они что-то шептали друг другу на ухо. Расшифровать их разговор не представлялось возможным. Это и было отмечено в полученной от технического отдела сводке.
К обеду следующего дня поступили вечерняя и ночная сводки. И опять неудача. Они явно разговаривали друг с другом всю ночь, но, как говорится, под одеялом. Усилия девчат, имеющих хорошие уши, ни к чему не привели — не удалось расшифровать ни слова. Не было зафиксировано и интимной близости, так как в этом случае в сводке бы стояли две буквы — п. а.[201] и указывалось бы время фиксации этого.
Я специально сбегал к девчатам и сам прослушал сводку. Ничего интересного, кроме еле слышного среди прочих звуков шепота.
Но каким бы ни был конспиратором Кук, постоянно действующий «литер» приносил оперативную пользу. Сначала прочитав сводку, а потом вслушиваясь в записи, улавливая интонации, я понял, что Кук договаривался с Уляной о дальнейших действиях в работе с чекистами. Более менее стало понятно, что на сотрудничество ни он, ни Уляна не пойдут. Она плакала, но была согласна с его стойкостью и решением пойти на смерть. Ненависти к своим врагам-чекистам не было заметно. Перед Куком был противник, наверное, достойный, потому что перехитрил его. Он много раз повторял Уляне: «Лучше бы нас убили в бою, чем погибать здесь, у большевиков». И она тоже с ним соглашалась.
Шли дни ежедневной работы с Куком. Так уж устроен человек, что он привыкает ко всему, ко всем условиям своего существования, где бы он ни находился. Даже в самых жестких, карцерных условиях тюрьмы.
Арестовав в 1933 году Георгия Димитрова и обвинив его в поджоге рейхстага, германские нацисты изобрели наручники, исключающие возможность держать перо или карандаш, то есть писать, чего они не могли запретить напрямую в то время. Димитров изловчился, приспособился писать и в наручниках. А тут ведь нормальные условия для нормальной человеческой жизни. Даже малюсенький туалетик имелся. Кук получал интересующие его газеты, любую политическую или художественную литературу из библиотеки КГБ по сделанным им заявкам, которые по прошествии времени становились все более разносторонними и объемными.
Постепенно под воздействием складывающихся вокруг него спокойной обстановки и условий Кук частично начал терять чувство осторожности и стал допускать в разговорах и спорах с Уляной некоторые высказывания и выражения, которые в определенной степени после их анализа помогали извлекать по крупицам интересующий нас материал, а самое главное — определять дальнейшее направление работы.
Кука беспрестанно мучили боли в желудке и кишечнике — следствие многолетней и тяжелой партизанской жизни. Было организовано тщательное медицинское обследование, для чего его трижды доставляли в санчасть КГБ на улице Розы Люксембург на Печерске.
Когда ему впервые предложили покинуть камеру, чтобы в стационаре медчасти КГБ пройти обследование у врачей-специалистов, он, как мне показалось, изменился в лице. Что-то промелькнуло в его глазах. Он как-то напрягся и внимательно посмотрел на меня.
Спустя пару месяцев Кук признался, что, когда он очутился в салоне машины, окна которой были наглухо закрыты шторками из черного плотного материала, он подумал, что его везут на расстрел, скрывая это под предлогом медицинского обследования.
Удивительным и необычным выглядели плановые посещения внутренней тюрьмы КГБ помощником генерального прокурора Украины, проводившиеся в так называемом порядке прокурорского надзора. День посещения прокурором тюрьмы был известен заранее. Камере срочно придавался нежилой вид. Убиралось постельное белье, бытовые предметы. Попутно производилась дезинфекция, острый запах которой, кроме устранения возможных инфекций, служил прокурору доказательством, что в этой специальной камере-комнате действительно никто не содержится. Прокурор — это была женщина — появлялась каждый раз в одно и то же время утром и спустя два часа покидала здание КГБ. Супругам в этот день, не раскрывая истинной причины их «выгула», объявлялось, что состоится прогулка по Киеву. За два часа до появления прокурорского надзора Кука и Уляну выводили на улицу. Они в моем и еще одного оперативного работника сопровождении, не обращая на себя внимания прохожих, шли пешком до золотоворотского садика. В хорошую погоду могли посидеть на скамейке в окружении молодых мам с детскими колясками. Затем продолжали свой путь, как правило, до университета, где обязательно подходили, и это стало традицией, к памятнику Кобзаря, склонившего свою величественную голову в сторону возвышающегося напротив красностенного здания Киевского университета его, Кобзаря, имени — Тараса Григорьевича Шевченко.